Мост через огненную реку - Прудникова Елена Анатольевна
– Да уж, пожалуй, – улыбнулся Рене. – А я думал, второго такого человека, как Тони, на свете не существует.
– Но больше всего меня пугает – это что произойдет, когда Бейсингем узнает, что его невеста в тюрьме. Боюсь, по масштабу разрушений последствия будут сопоставимы с пожаром. И вся надежда только на вас.
– Я-то чем могу помочь?
– Мы переведем ее под домашний арест. Возьмем слово, что она не попытается бежать – девочка слишком горда, чтобы нарушить обещание. Домой мы ее, конечно, отпустить не можем – в доме Монтазьенов еще копаться и копаться. И мы хотим попросить вас принять леди Александру под свою опеку – до возвращения Тони. А там уж как-нибудь все решим. В конце концов, это его невеста, пусть с ней сам и разбирается…
…Не совсем прилично незамужней девушке сидеть в будуаре холостого мужчины, но это оказалась самая уютная комната, а чужих глаз в доме Шантье не было. Гостей маркиз в эти дни не принимал – его попросили не афишировать то, что Сана находится у него в доме. И они нередко проводили вечера здесь, за вином или за чаем.
Сейчас Александра рассматривала картину, висевшую на стене и резко отличавшуюся от прочих. Ее написала рука хотя и небесталанная, но неумелая – по сути, это была детская мазня на очень романтический сюжет: рыцарь в светлых доспехах, на белом коне, с обнаженным мечом вызывал на бой огнедышащего дракона. Рыцарь был очень молод и чем-то неуловимо знаком, а тварь напоминала ящерицу с крыльями нетопыря.
– Эту картинку Тони нарисовал, когда ему было тринадцать лет, – улыбнулся Рене. – Он тогда бредил драконами. Помню, мой отец очень его обидел, предложив нарисовать тот же сюжет, но без оружия…
– Что же тут обидного? – недоумевала Сана.
– О, с этим связана целая история. Отец все время посмеивался над ним. Он спрашивал, как Тони будет бороться с драконом, имея, например, пушку, или рыцарские доспехи, или отряд тяжелой кавалерии. А однажды спросил, как Тони поступит, если будет без оружия. Он подумал и заявил, что позволит дракону проглотить себя и распорет ему изнутри кинжалом живот…
– А разве кинжал – не оружие? – засмеялась Сана.
– Только не для Тони. Для него кинжал был, скорее, частью тела. Шпагу он всегда оставлял внизу, а кинжал, как его ни уговаривали, все равно брал с собой, отговариваясь самыми нелепыми доводами. А вдруг разбойник в окно влезет? Я полагаю, совсем без оружия ему было неуютно. И кстати, однажды Тони пустил его в ход. В доме была крыса, которая по вечерам любила присоединяться к нашему обществу. Матушка ее очень боялась. Однажды крыса опрометчиво вылезла, когда у нас в гостях был Тони, и это оказалось с ее стороны очень большой глупостью. Я даже не предполагал, что кинжал можно метать так быстро и точно. Правда, матушка потом сказала, что уж лучше вечера в обществе крысы, чем наблюдать охоту корнета Бейсингема…
– Он не обиделся?
– Матушка не при нем это сказала, естественно. Тони в тринадцать лет был ужасно обидчив, дулся из-за любой мелочи. Столь же обидчив, сколь и смел…
– По-видимому, смелость он утратил вместе с обидчивостью? – насмешливо прищурилась Сана.
Изо дня в день Рене рассказывал ей о Бейсингеме, и девушка покорно внимала. Ну конечно, маркиз думает, что ей приятно слушать о своем женихе. Все и всегда так думают. Но его рассказы оказались неожиданно интересными. Здесь, в этом доме, был какой-то другой Бейсингем, не тот, которого она знала. Не придворный красавчик и щеголь, раздевавший взглядом каждую попадавшуюся ему на глаза женщину, и не лихо сидевший в седле во главе своего любимого полка генерал. Но смелость… это уже слишком. Она вспомнила дрожащие пальцы, несчастные глаза. «Леди, а кто защитит меня?»
– Вы, должно быть, близко узнали его не в самое лучшее время, – сказал маркиз. – Я тоже видел Тони во дворце зимой, и он показался мне не таким, как всегда. Он сказал, что еще никогда не был столь опасным другом, и я, подумав, решил, что Тони собирается… как бы это сказать… побороться с драконом изнутри. А у дракона в брюхе все-таки страшновато, согласитесь…
– Что вы имеете в виду? – не поняла Сана.
– То, что он вернулся ко двору и сдался на милость королевы. Тони сделал это, чтобы узнать, что происходит в Трогартейне, и дать бой. Конечно, он боялся – после Тейна, после всего. Но сам он сколько раз мне повторял, что ничего не боятся только кретины, и страх еще не повод отменять атаку. Так что не судите по прошлой зиме, леди…
В этом небольшом изящном особнячке все было полно Бейсингемом. Здесь хранились его рисунки, его стихи – как в обычном для генерала стиле, неровные строчки на испещренных кляксами листах, так и аккуратно переписанные маркизом. Стихи, к слову, очень неплохие. Здесь были изящные безделушки, привезенные им из самых разных мест, каждая со своей историей. В гардеробной висела его одежда, в комнате Тони – книги с его пометками, на стене – шпага: мало ли что, вдруг он попадет к другу безоружным? Здесь знали его привычки, здесь его любили – и хозяин, и слуги – и могли говорить о нем бесконечно. Сюда он пришел в ту ночь, когда поднимал мятеж – а ведь Рене прав, трус бы удрал в Ольвию, а не сунулся в Трогартейн, где малейшая ошибка грозила смертью. Если бы Бейсингем еще не был так красив, Сана могла бы понять, но красота застит глаза, и попробуй разберись, что под ней…
Из задумчивости ее вывело негромкое восклицание Рене. Маркиз читал письмо, у дверей стоял посыльный. Надо же, как она замечталась!
– Леди Александра! – Голос Шантье звенел радостью. – Генерал Гровер пишет: Тони прислал нарочного. Они подходят к Трогартейну завтра около полудня войдут в столицу.
…На следующий день с самого утра весь дом был перевернут вверх дном. Слуги торопились успеть навести порядок и приготовить все для торжественного обеда – ясно ведь, что милорд в первый же день нанесет визит невесте, а всем им было позволено пойти встречать возвращающееся войско. Около одиннадцати часов Шантье появился на пороге комнаты.
– Леди Александра, вы готовы?
Еще со вчерашнего вечера он уговаривал Сану поехать вместе с ним встречать Бейсингема, уверяя, что в такой день ни о каком аресте не может быть и речи, а если что, он возьмет все на себя. Та сперва отказывалась, но потом, не выдержав уговоров, уступила. Правда, наряжаться не стала, надела простое темное платье, и тут уж Шантье убедить ее не сумел. Но маркиз и так был рад.
Они сели в карету, выехали со двора, и все это время Сана пыталась представить, как будет выглядеть встреча с Бейсингемом, что она скажет. Какая все же глупость, ведь Рене не знает, что она сама предложила Тони эту помолвку, а теперь ведет себя как… даже не как курица, у курицы бы хватило соображения не соваться в такой день под руку своему так называемому жениху – а как влюбленная кошка. Нет, это невозможно!
Карета обогнула холм и стала спускаться к воротам.
– Знаете что, Рене, – решившись, сказал она, – все-таки я не поеду. Я дала слово и сдержу его. Вечером Тони придет, и мы с ним увидимся.
Маркиз заметно расстроился, но спорить не стал, открыл окошко, ведущее к кучеру.
– Не надо, не трудитесь, – остановила его Сана. – Поезжайте встречать Тони. Я пройду переулками, здесь совсем близко…
Дом был пуст, из слуг – один лишь привратник. Александра прошла в малую гостиную и остановилась у окна, глядя вниз, за стену, на ольвийский тракт. Даже отсюда было видно толпу у обочин. У всех праздник, а у нее…
От этих размышлений ее отвлек скрип открываемой двери.
– Благодарю, – сказала она невидимому слуге. – Мне ничего не нужно.
Сзади коротко хохотнули. Сана обернулась. Нет, это был не слуга. Перед ней стоял Рауль Альтьери, рыцарь третьего круга, ее бывший жених, за ним – еще четверо мужчин, из козликов. Выходит, не все они арестованы? А Рауль? Он же был в Аркенайне…
Помертвев, Сана слушала рассказ Рауля. Ему повезло: в тот момент, когда Энтони с солдатами ворвались в жертвенный чертог, он как раз отлучился. Поняв, что происходит, Рауль затаился, а потом смешался с гвардейцами, охранявшими замок. Кавалеристы не обратили на него внимания, а Бейсингему на глаза он не попался.
