Вероника Иванова - Горные дороги бога
Да, почти богом.
Я мог бы сделать все вокруг лучше и прекраснее? Еще бы, с такой-то силой! Но мне бы пришлось вечно прятать своих могущественных помощников, ведь, не дай Бож, кто-то еще рядом проронит заветные слова! И, не дай Боженка, этот кто-то поймет, что именно произошло. Куда тогда покатится мир?
Первым делом соседи поубивают друг друга, ведь у каждого человека наверняка найдется чего в сердцах пожелать ближнему своему. Те, кто выживут, конечно, будут вести себя осторожнее. Наверное, тоже попрячутся в норы. Или устроят бойню еще кровавее, так сказать, за право быть услышанным «богами». Кто-то обязательно выйдет победителем, но проигравших, как обычно, будет больше. Собственно, проиграют все остальные, и будет уже неважно, насколько благороден тот единственный возвысившийся человек.
Да, есть лишь два пути. Либо пожелать, чтобы весь этот мир побрали воплощенные божества, от греха подальше. Либо…
В танцевальном зале не было окон, зато нашлись задние двери, ведущие в узкий коридор, опоясывающий здание и выходящий к крохотному балкону над рекой. Должно быть, его использовали для пополнения питьевых запасов. А может, для обратных целей. Главное, что под моими ногами монотонно шумела вода, ни на мгновение не останавливающая свой бег.
Растения-пиявки отдавали свою добычу неохотно: пальцы начали уставать уже на половине пряжек. Зато, пустея, стебли становились податливыми и легко позволяли снять себя с серебряных загогулин. Капли мерцающей синевы летели вниз светлячками посреди ночной темноты, судорожно подмигивали, касаясь воды, расплывались лужицами и, не успевал я моргнуть, меркли. Навсегда.
Не знаю, хотел ли Иттан такого упокоения. Я бы на его месте не отказался. Жаль только, что сказать над водной могилой мне было нечего. Да и вообще не хотелось ничего говорить, пока дела не будут закончены.
Два дела, если быть точным. Пусть одинаковые, но все же два.
Они стояли на том же месте, где я их поставил, в укромном закутке за дверью, и вряд ли подозревали о своей дальнейшей участи. Истуканы. Статуи, почти такие же, как изваяния в кумирнях, только чьим-то капризом разделенные пополам. Идеальные слуги: молчаливые, могущественные и безгранично послушные. Вот только лучший мир явно надежнее строить с друзьями, чем со слугами. Да и приятнее.
Лучший…
Мои пальцы дрожали, зачерпывая из плаща горсть стеблей, заметно оживившихся при приближении к «богам». Мои ноги подкашивались, когда я заходил истуканам за спину. Заходил с тыла, потому что мне было больно смотреть на их лица. Лица несчастных детей, искалеченных в угоду чужой воле.
Нельзя убить тех, кто и так уже мертв, можно только отпустить их души на свободу…
Я повторял это себе снова и снова, обнимая «богов» и прижимая стебли к их шеям. Насытившиеся пиявки скатывались на пол и сыто замирали под ногами одна за другой, но их должно было хватить, чтобы забрать божественную силу.
И их хватило.
Когда последние посиневшие стебли лениво повисли на моих пальцах, я понял, что сжимаю в объятиях воздух. Да, пока еще плотный, густой, вязкий, пока еще обманывающий зрение призрачными линиями и красками, но уже бесплотный. Боги, лишенные могущества, превратились в туман, рваными клочками разлетевшийся от моего усталого выдоха.
Второй раз выливать эссенцию в реку оказалось еще труднее: руки почти не слушались. В конце концов я просто кинул пиявок на дощатый настил и начал топтать ногами. Наверное, со стороны мои движения походили на что-то вроде танца на раскаленных углях с той лишь разницей, что каждый шаг взметал в воздух не алые, а пронзительно-синие искры, бросавшие пугающие отсветы на все вокруг. И только когда последняя из них погасла, наступила ночь. Настоящая. Снаружи и внутри.
Конечно, так должно было случиться. Обязательно должно было.
Разве я собирался всю оставшуюся жизнь странствовать по миру в компании одержимого? Да ни за что!
Разве мог я всерьез рассчитывать, что Натти будет опекать меня до самой могилы? Конечно нет. Только надеяться – в перерывах между приступами злости и обиды.
Так стоило ли огорчаться тому, что развилка, которая рано или поздно должна была оказаться у меня на пути, лишь чуть-чуть поторопилась подвернуться под ноги?
Стекло, хрустящее на каждом шагу. Рваные гирлянды, превратившие танцевальный зал в подобие неухоженной лужайки. Созвездия свечных огоньков на стенах…
Осколки мира.
Прошлое.
Мое прошлое.
А где-то там, на улице, жизнь идет своим чередом, и нужно только шагнуть за порог, чтобы попасть в настоящее, неотвратимо и неуклонно стремящееся к будущему.
Своему будущему.
– Да что же это такое… Да как же так…
Он не выглядел огорченным, этот лысоватый мужчина, растерянно уставившийся на учиненный в зале разгром: он выглядел убитым. По крайней мере, я ни разу еще не видел, чтобы на человеческом лице мелко тряслась каждая черточка, причем в своем собственном особенном ритме.
– Да чем же я все это заслужил… – Он не спрашивал. Не причитал. Не удивлялся. Скорее, повторял одни и те же слова для того, чтобы хоть что-то связывало его сейчас с реальностью. – Да почему же…
– Вы здешний хозяин?
Вопрос не очень-то помог вывести незнакомца из оцепенения: мужчина повернул голову в мою сторону, но остановившийся взгляд проясняться не пожелал. Впрочем, заученный ответ все же последовал, пусть и в прежнем бесстрастно-безжизненном тоне:
– Леви Лотт, к вашим услугам.
– Значит, украшение зала – ваших рук дело?
– Как же иначе, разумеется, мо… – Тут до него, видимо, дошло, о чем идет речь, и хозяин танцевального зала чуть ли не взвизгнул: – Нет! Я их не вешал!
Вообще-то, посмотрев на полноватую фигуру, мало приспособленную к тяжелому труду, а тем паче к труду, требующему определенной ловкости, можно было уверенно исключить эрте Лотта из исполнителей грязного дела. Но не из заказчиков.
– Но вы их поручили кому-то, эти работы, и оплатили?
Вот теперь мой собеседник не спешил что-то признавать или отрицать:
– На яра-мари принято приносить в дом цветущие ветви.
– И вплетать в них серебро?
– Нет, о серебре никто даже не заикался, – признал Леви Лотт, настороженно разглядывая металлические изгибы пряжки в моих пальцах. – По крайней мере, я ни слова садовнику не говорил.
– Так откуда же все это вдруг взялось? – Я откинул край плаща.
По глазам хозяина танцевального зала было понятно, что ювелирно-цветочные безделушки он видит впервые, а об истинном назначении даже вряд ли догадывается. Потому и молчит пока? Что ж, растолкую поподробнее:
