Вероника Иванова - Горные дороги бога
– Малыш Рино? Должно быть, гуляет. Порт с полудня закрыт, ведь яра-мари – праздник для всех!
– Как скоро вы можете его найти?
– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила женщина.
– Еще нет. Но обязательно случится. И я буду весьма благодарен, если вы передадите старшине Сеппу несколько слов.
– О, разумеется! Я как раз собиралась выйти в город.
– Когда найдете его, скажете: как только станет известно о том, что хозяин танцевального зала, некий Леви Лотт, убит или бесследно пропал, это значит, что на постояльца, которого старшина привел в ваш дом, скоро будет совершено нападение. Или уже совершается. Запомнили?
Она кивнула, правда, чуть неуверенно, и я повторил:
– Когда убийца закончит с Леви Лотом, он придет сюда. За мной. И я не откажусь от чьей-нибудь помощи.
– Сейчас же побегу его искать! – пообещала женщина.
– Не торопитесь слишком сильно, эрте. Время еще есть.
– Все вы обычно так говорите! – пожурила она меня, выпархивая за дверь.
Но времени и вправду оставалось еще достаточно. Если тот бритоголовый не ворвался в зал сразу же, как одержимые бросились врассыпную, значит, он либо осторожнее, либо умнее своих товарищей. Он конечно же выждет, пока все вокруг не стихнет, только тогда прижмет Лотта к стенке в глухом углу. А смертник не станет откровенничать сразу, потому что не собирается жить и не боится умирать. Получив желанный ответ, убийца отправится сюда, чтобы долго ходить около гостевого дома, наблюдая за прохожими, светом в окнах и прочими подобными штуками, помогающими понять, насколько свободен путь к цели. И только потом, когда сто раз все проверит, бросится в атаку.
А я не буду прятаться.
Темнота и тишина – лучшие собеседники, когда надо поразмышлять о чем-нибудь. О серьезном или пустячном, неважно. А вот когда думать не хочется вовсе, тишина начинает звенеть в ушах почище комариного зуда. Так громко и пронзительно, что почти заглушает звук шагов.
– Я думал, ты уже не вернешься.
Лус молча прошла в комнату и присела на кровать, подобрав юбки.
– Только не говори, что тебя прогнали прочь. Хотя хозяева любят так поступать со слугами, особенно когда сами не в духе.
– Меня не прогоняли.
– А чего же тогда ушел?
Карие глаза сверкнули угольками.
– Похоже, ты не слишком-то рад моему возвращению.
– Просто не вижу в нем смысла. Там, в танцевальном зале, по-моему, и слепому стало бы ясно, что нам больше не по пути.
Демон вздохнул.
– Или ты принял желаемое за действительное? Решил, что обрел нового союзника, вернее, покровителя, и ошибся?
– Я… – Лус оперлась локтями о колени, выгнув спину дугой, хотя в жестком корсете платья это наверняка было неудобно, а может, и болезненно делать. – Я не ошибся. И я нашел того, кого искал. Наконец-то нашел.
Что-то новенькое. Секрет, в который меня не посвящали? Он самый. Только сейчас все это уже не имеет значения.
– Я думал, что случайно оказался здесь, в вашем мире. Думал, что после смерти мне вот так странно повезло… Только в этом я и ошибся. Его высочество кое-что рассказал мне о методах своего отца, и стоило лишь припомнить нашу с ним последнюю беседу, как все окончательно прояснилось.
Своего отца, нашу с ним беседу…
О ком это он говорит? Неужели о…
– Ты беседовал со своим императором?
– Да. За несколько часов до смерти. Он предлагал мне отправиться сюда по доброй воле.
– А ты отказался?
– Не совсем, – чуть виновато признал демон. – Скорее, многозначительно промолчал. Императору ведь не принято говорить «нет».
Это я понимаю. Единственное из всего услышанного.
– Я думал, что смогу улизнуть от службы. Как раньше. Но император не хотел ждать и… принял жесткие меры.
Ага, казнил. Куда уж жестче! Но что же его так торопило?
– Неужели у него не нашлось бы других желающих? Зачем потребовалось убивать? Пусть ты был не самым послушным подданным, но все-таки смерть… Как-то чересчур. Не находишь?
Лус рассеянно качнула головой:
– Это была… не совсем смерть.
– Как так?
– Его высочество немного рассказал мне о «крыльях бабочки». Они… Они вовсе не казнь.
Было видно, что разговор с принцем, пусть и недолгий, привел демона в замешательство. Но, хотя сгорбившаяся фигурка почти вызывала жалость, ободрять, сочувствовать или помогать не хотелось, потому что происходящее касалось уже совсем другого мира. И только его одного.
– А что же они такое?
– Еще один способ путешествия из мира в мир.
– Не слишком ли кровавый?
– Самый быстрый, по словам его высочества. Те, кто нюхают пыльцу, могут годами блуждать меж мирами. Или вовсе потеряться: зависит от того, сколько вдохов сделано и достаточно ли глубоких. Каждому нужны «врата» своей особенной ширины, чтобы проделать весь путь, от начала до конца. А тут… Никаких трудностей. Раз, и готово!
Последние слова он чуть ли не выплюнул. С презрением и болью. Но его расстроенные чувства ничего не объясняли.
– Ты говорил, что ушедших в другой мир не слишком-то любят дома. Считают предателями. Так какого… зачем императору насильно отправлять кого-то сюда? В наказание, что ли?
Лус улыбнулась, если улыбкой можно было назвать гримасу, перекосившую девичье лицо.
– Это высшее доверие. И высшая честь.
– Умереть по прихоти повелителя?
– Отправиться исполнять его личный приказ.
Личный, значит, тайный. И конечно, важный, даже если конечная цель состоит в том, чтобы всего лишь перекинуться парой слов с…
– Ты должен был встретиться со своим принцем?
– Я должен был уговорить его вернуться.
Вот как. Папенька скучает по сыну, а потому не жалеет сил и средств, особенно чужих? Понятная картина. Очень-таки человеческая.
– И как? Уговорил?
Лус ненадолго спрятала лицо в ладонях, но, конечно, вовсе не для того, чтобы всплакнуть.
– Это было самым простым. Тем более и уговаривать не пришлось: ты все сделал за меня, и намного убедительнее.
– Тогда по какому поводу траур?
Демон печально фыркнул:
– Траур – это точно сказано. Ты когда-нибудь оказывался между двух огней?
Я подумал и честно сказал:
– Не припомню. Но даже если и оказывался, то почти сразу же принимал чью-то сторону.
– Значит, тебе не приходилось разрываться на части.
Он произнес это вполголоса, размышляя вслух, а значит, не приглашая продолжить тему. Хотя у меня как раз было бы что ответить.
Это я-то не разрывался на части? Да по твоей же милости, неужели не помнишь? Не то что на части, трухой и пеплом летел по сторонам! Но, конечно, своя беда всегда кажется куда сильнее чужой.
