Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – виконт
– Когда черт постарел, – пробормотал я, – он в монастырь пошел… А когда монастырей еще не было, то эти чер… в смысле удалые бойцы, создали сперва саму Церковь, потом монастыри, придумали Программу и Устав… боюсь, им не осталось времени на замаливание грехов. Впрочем, Господь наш знает, что замаливать свое бурное прошлое лучше всего делом. Он же сказал, что ему одна раскаявшаяся блудница дороже ста девственниц…
Кадфаэль смотрел на меня с благодарностью, у брата паладина так хорошо подвешен язык, что хоть сейчас в кардиналы, а Барбаросса в задумчивости покачивал головой. Похоже, его мнение о Церкви, которую создавали такие святые отцы, резко улучшилось.
В монастыре настоятель исхудал еще больше, скулы заострились, нос загнулся крючком, как у хищной птицы. На мой вопросительный взгляд ответил со вздохом:
– Мы собрали в монастырь под видом празднования Дня святого Иоргена около тысячи окрестных крестьян. Женщин отправили по домам, мужчин задержали на сутки.
– Прекрасно, – вырвалось у меня. – Церковь и партия всегда отличались крепкой организацией. Вам, отец настоятель, крепкое рукопожатие перед строем, остальным устная благодарность от командования!
– Оружие раздали, – сообщил он, – выскребли все кельи и подвалы. Вы уверены…
– Уверен, – ответил я как можно бодрее, хотя внутри тревожно екнуло, – альбигойцы не откажутся от своих планов. Их направляет опытная рука. Советую всем нашим сделать какие-то опознавательные знаки. Ведь всякий, кто не заснет, – враг! Я не хотел бы, чтобы убивали друг друга.
Настоятель побледнел, сделал знак молчаливому служителю. Тот поклонился, исчез. Настоятель спросил:
– Но зачем нам ждать сигнала? Если люди начнут засыпать…
Я сказал терпеливо:
– Мы ведь не можем просто так наброситься на тех, кто не заснул? А вдруг у них иммунитет после перенесенной в детстве свинки? Нужно дождаться, когда гады войдут в храм и начнут выламывать Каталаунскую Деву, тем самым доказывая свои преступные намерения…
Он вскрикнул:
– Надо вмешаться раньше!
– Нет, – отрезал я. – Нельзя. Отец настоятель, мы договорились, что операцией руковожу я. У меня ранг паладина, мне доверено больше жидомасонских тайн. Я знаю, что делаю! Во всяком случае, догадываюсь. По стратегическому плану альбигойцы должны сделать еще одну вещь… но это пока тайна.
Он зыркнул сердито, но я держался твердо. Не могу же сказать, что нужно дать альбигойцам время перерезать глотки герцогу Ланкастерскому и его свите, а также всем прихлебателям у трона. Чистые души монахов ужаснутся от такого деяния… в смысле, не от резни, а что я знал или предполагал, но не остановил, не предотвратил, дал пролиться крови, хоть и грешной, однако же людской. Ведь все человеки должны иметь шанс успеть исповедаться, покаяться и получить прощение…
Я выглянул в окно, солнце только-только покидает зенит и склоняется на западную сторону.
– Все, – сказал я твердо. – Ваше Величество и вы, сэр Смит, руководите операцией. Я же отправлюсь на турнир, а то полдень уже близок!
Сэр Смит завистливо вздохнул, король сказал с подозрением в голосе:
– Что-то не замечал в вас особой драчливости, сэр Ричард.
– Я такой, – сказал я скромно. – Ваше Величество, там остались герцог Ланкастерский, отряд южан во главе с герцогом Валленштейном. За ними нужен глаз да глаз. Как за Фридой.
Фрида воскликнула виновато:
– Ваша милость!
Король взглянул на сэра Смита, на меня, снова на Смита.
– Понятно. Вот что, езжайте оба.
– Ваше Величество, – запротестовал сэр Смит.
– Оба, – рявкнул король. Глаза засверкали гневом. – Я обойдусь без нянек. Не думаю, что у нас будут трудности, а вот у вас… Впрочем, если оставите со мной Пса, а также Фриду и монаха, чтобы уравновешивали друг друга…
– Договорились, – быстро ответил я. – Фрида, присматривай за собачкой. И за Его Величеством заодно уж. Кадфаэль, половина операции будет провалена, если гады короля все-таки прибьют. Охраняй, ты это сможешь!
Обратно мы с Зайчиком неслись так, что гепарды показались бы замерзающими черепахами. Я не видел конских ног, только сильный жар начал жечь, конское тело разогрелось, как железо в горне, встречный ветер не успевал остужать. Я начал подвывать, но, к счастью, мы в охоте на колдуна забрались не так уж и далеко, вон уже знакомый холм, а за ним будет турнирное поле.
Смит сразу же отстал, но если я поспею, то сумею отсрочить начало схватки, чтобы он успел принять участие. Отвращение Барбароссы к турниру понятно, настоящие короли турниры либо запрещали, либо сильно ограничивали. Любое большое сборище вооруженных и жаждущих схваток людей опасно для правопорядка, для самого короля. Например, в 1170-м турнир между отрядами Baldwin of Hainault и Godfrey of Louvain плавно перерос в жестокое побоище, а затем и резню.
Бывали случаи, когда такие турниры сразу переходили в кровавую резню, а то и в малые гражданские войны. Не говоря уже о таких постоянных потерях, как убитые рыцари. Ведь каждый правитель предпочитает, чтобы как рыцари, так и вообще воины погибали за страну и Отечество, то есть за короля, а не в бесполезных драках.
Зайчик стремительно несся по прямой, холмы не огибал, турнирное поле уже близко. Я начал сбрасывать скорость, на вершине самого высокого холма успел заметить сидящего в позе роденовского мыслителя человека в очень не рыцарской и даже не простолюдинной одежде.
Он сидит на древнем, наполовину погрузившемся в землю камне, сглаженном сверху, как череп великана. Я пригляделся, вздрогнул, поспешно остановил Зайчика с ним рядом. Далеко в низине ярко цветет множеством шатров, как исполинское поле с диковинными цветами, Каталаунская долина. Вон прямоугольник турнирного поля, справа и слева пологие холмы, на которых устроены скамьи, огороженный загон, где уже горячат накрытых броней и цветными попонами коней рыцари…
– Panem at cirzenzes, – раздался знакомый, чуть ироничный голос. – Люди не меняются.
Смеющиеся глаза на умном продолговатом лице внимательно разглядывают меня, одной рукой упирается в камень, другой красиво уперся в бок. Поза вроде бы и не горделивая, не заносчивая, как обычно стараются выглядеть рыцари, но все равно исполненная сдержанного достоинства.
– Меняются, – возразил я почти автоматически. – Только медленно.
– Да? – спросил он с сомнением. Левая бровь приподнялась, придавая лицу совсем уж дьявольское выражение. – Больше всего знают о римских гладиаторах, но дрались и в просвещенной и гуманной Элладе, и в Древнем Египте, и в Аккадии… Будут драться и потом, будут драться всегда…
– Не думаю, – повторил я, но тут же вспомнил все футболы, хоккеи, бои без правил, чемпионаты по боксу, реслингу, которые жадно смотрит весь мир. – Ну, это будет не так уж и…
