Глен Кук - Огонь в его ладонях. Без пощады
Добравшись до лагеря, Гарун узнал, что итаскийский герцог не откликнулся на его просьбу о встрече. Тем не менее объединенные силы северян были на марше. Они неторопливо продвигались на юг, и основная часть войска находилась в каких-то сорока милях от лагеря.
— Похоже, что герцог не торопится познакомиться с Нассефом, — заметил Белул. — Даже более крупная армия способна двигаться быстрее.
— По-моему, здесь сильно попахивает политикой, Белул. Или даже скорее воняет, как от разложившегося трупа.
— Мы должны дать объяснение нашим людям. Жаль, что мы зря проделали весь этот путь.
— Мы все объясним. Завтра я отправлюсь к нему.
— Повелитель…
— Пойдем осмотрим лагерь, Белул. Люди должны видеть, что мы заботимся о них.
Он уже увидел гораздо больше того, что хотел увидеть. Его подданные существовали в невообразимо примитивных условиях. Они жили в домах, сложенных из веток и едва защищавших от солнечных лучей.
— Зимой, Белул, это поселение превратится в лагерь смерти. Здесь не Хаммад-аль-Накир, и зимы в этих краях холодные. Люди просто вымерзнут. Что произошло с Гамалем Методом, который здесь всем заправляет?
— Он исчез сразу после нашего появления.
— Вот как?
— Да.
— Не спускай с него глаз.
— Я так и сделаю. Впрочем, постой. Мне кажется, что это он. С каким-то чужеземцем.
Мегид был шумным коротышкой — из тех, которых часто можно встретить в западных районах Хаммад-аль-Накира. Он и Эль Сенусси знали друг друга уже много лет. При разговоре его руки постоянно пребывали в движении, а левая щека все время подергивалась. Он просто источал счастье — видимо, от лицезрения своего короля.
— Мой повелитель король, — закудахтал он. — Позвольте представить вам графа Декеса Ронштадта, нашего соседа и благодетеля. Граф, перед вами его святейшее величество…
— Хватит, Мегид. Ронштадт? Мне доводилось слышать это имя.
Граф был крупным мужчиной с копной седых волос. Казалось, что он весь состоит из мышц. Гаруну почудилось даже, что внимательный взгляд серых глаз проникает в самые тайные глубины его души. На бледных губах Ронштадта промелькнула слабая улыбка, которая говорила о том, что графа забавляет растерянность, испытываемая Королем-без-Трона.
— Наверняка слышал, парень. У нас с тобой был общий друг. Мегелин Радетик.
— Ну конечно! Тот, с кем Радетик делил комнату в университете Ребсамена… Так, значит, вы тот самый, кто втягивал его во всяческие авантюры?
— Как втягивал, так и выручал. Он был страшно наивным мальчишкой… Но блестящим студентом. Настоящим гением. Он мог сделать все, что угодно, и без него я бы не выжил. Время от времени мы обменивались письмами, я был совершенно раздавлен, когда узнал, что произошло.
— Мир стал беднее после того, как он ушел. Я обеднел. Он стал бы моим визирем, моим военачальником.
— Это нечто новенькое. Мегелин — воитель. Впрочем, для него не существовало нерешаемых задач, если он пускал в дело свои мозги. Следуйте за мной. Гамаль хочет показать вам свой новый лагерь.
— Мегелин, не занимая формального поста, ухитрялся решать для отца как мирные, так и военные проблемы. Какой новый лагерь?
— Гамаль решил, что вас выведет из себя все это безобразие и вы его сразу прогоните. Поэтому он примчался ко мне с вопросом, не можем ли мы показать вам то, чем сейчас занимаемся.
— Хорошо, показывайте. Он был прав. Это место вызывает отвращение.
— В таком случае следуйте за мной. Мы ведем строительство в долине за гребнем хребта. Там изобилие воды, поверхность более ровная, и много хорошей глины для возведения зданий.
Гарун двинулся вслед за графом. Рядом с ним, держа руки на эфесах мечей, шагали Белул, Сенусси и другие приближенные.
— Какова ваша роль во всем этом? — спросил Гарун у Ронштадта.
— Здесь мои владения. Мои ленные земли. Они не освоены и мало заселены. Сейчас я оказываю услугу как своему старинному другу, так и самому себе. Несколько лет назад Мегелин в письме предложил это, и идея пришлась мне по душе.
Граф Ронштадт привел их на расчищенную в густом лесу поляну на дне широкой долины. Здесь же неторопливо протекала небольшая река. На поляне стояло несколько дюжин еще недостроенных зданий.
— Сейчас наша основная забота — успеть к зиме. Ваши люди живут в основном охотой. Однако весной все будет готово к тому, чтобы они могли попытать счастья в земледелии.
Гарун осмотрел несколько недостроенных домов. Они были сложены из глиняных, обожженных на солнце кирпичей. Беженцы совершенно не использовали имеющуюся в изобилии древесину. Они просто распиливали древесные стволы и скатывали бревна в реку.
— Я весьма удовлетворен увиденным, друг моего друга, — сказал Гарун. — Кроме того, я заметил, что в работе участвуют и ваши люди. Это уже чересчур.
— Они выступают в роли учителей и скоро вернутся к своим обычным делам.
— Сколько человек вы сможете принять? — Беженцы нигде не пользовались особой любовью, и это несмотря на то что исход из пустыни еще не достиг своего пика.
— Сколько здесь человек, Гамаль? — спросил Ронштадт.
— Тысяч пять, хотя по официальной переписи их должно быть не менее восьми тысяч.
— Я раскрываю вам свои объятия, — сказал Ронштадт. — Мой лен — сплошная целина. Мои земли способны принять еще много тысяч поселенцев. Однако король начинает волноваться. Он не желает видеть меня чересчур сильным. Мы с ним слегка повздорили. Мне хотелось бы освоить всю долину. И это невозможно без дешевой рабочей силы, которой располагает Гамаль.
— Таковы условия вашего договора с Мегидом?
— И очень щедрые с моей стороны. Поскольку я человек не воинственный, феодальные поборы останутся крайне низкими.
— Понятно. А какие обязанности они будут выполнять для меня, их короля?
Оживление Ронштадта заметно спало.
— Но они же больше не живут в Хаммад-аль-Накире. Это Кендел.
Гарун почувствовал, как в нем закипает гнев.
Белул мягко взял его за локоть.
— Его доводы непоколебимы, повелитель. Нельзя получить все, ничего не отдавая взамен. А этот господин, как мне кажется, дает нам больше, чем готов взять сам.
— Я разрешу им вам помогать, когда это будет возможно, — сказал Ронштадг. — И если это будет не за мой счет.
Гарун продолжал злиться. Оказывается, быть Королем-без-Трона гораздо тяжелее и унизительнее, чем он это себе представлял. Слишком велика его зависимость от доброй воли людей, которые ему ничем не обязаны.
Для того чтобы здесь, на западе, его воспринимали серьезно, необходимо обзавестись политической валютой. Надо иметь нечто такое, что можно обменять на помощь с их стороны.
