Ксения Медведевич - Сторож брату своему
Чтобы разобрать сиплый шепот, ему пришлось подсунуть ухо под самые губы нерегиля.
— Всю ночь с тобой беседовал? Я?
Покачав ушастой головой, джинн вздохнул и снова присел над чашкой. Растопырившись и в отчаянии пихая хвост в ненавистную субстанцию, он хотел было сказать Тарегу, что тот бредит, но раздумал. В конце концов, с горячечными больными не спорят, даже если они несут полную чепуху.
— Хорошо я к тебе успел, кокосина, — снова вздохнул Имруулькайс. — Чтоб ты без меня делал, сиятельство безмозглое, злобное и упрямое…
И снова положил мокрый хвост Тарегу на лоб. Пока эти смертные придурки не хватятся, и так сойдет. В чашке было еще полно воды, слава вечному свету…
Нерегиль слизнул скользнувшую мимо носа каплю и открыл глаза. В бойницах над головой голубело раннее, холодное и ясное утро. Внизу грохнуло железом, послышался скрип. И топот подкованных сапог на лестнице.
Тарег знал, что это. Он даже почти это видел: на башню поднимается человек в желтом кожаном панцире гвардейца-южанина, устало переставляя со ступени на ступень запыленные сапоги. В правой руке он сжимает деревянный футляр, перемотанный витым красным шнуром с яркой кляксой печати.
Все завершилось.
Благополучно убивший брата, невестку и племянника, нарушивший все возможные клятвы халиф Абдаллах аль-Мамун посылал ему фирман, в котором именем Всевышнего повелевал явиться в столицу.
— Будьте вы все прокляты, — прошептал Тарег расплывающемуся в горячих глазах каменному потолку.
— Не сипи, Полдореа, — серьезно сказал джинн, подбирая хвост.
Он тоже услышал топот на лестнице.
— И не бесись больше. Нам всем осталась от силы пара-тройка лет, и провести их в тюряге — не самая хорошая мысль, княже. Как, согласен?
Посмотрев в большие зеленые глаза, Тарег с усилием кивнул. Получилось поелозить головой на мокром от испарины мехе.
— Что-то ты слишком легко согласился, — с подозрением пробормотал джинн. — Ну ладно, сиятельство, мне пора…
И, оглянувшись на заскрипевшую дверь, растаял в мягком утреннем воздухе.
Мадинат-аль-Заура,
Младший дворец,
незадолго до этого
Гремя снаряжением, воины топали по горячему песку. Над головами качались веерные листы пальм, пекло нещадно. Сахль ибн Сахль стиснул зубы: ну да, все как докладывали.
Под акациями Длинной аллеи стояли паланкины. Черные полуголые носильщики сидели, ковыряли в зубах. Мимо туда-сюда бегали женщины в ярких платьях. А вон и братец — Хасан ибн Сахль размахивает руками, вертя головой в зеленом тюрбане.
Завидев Сахля с отрядом, Хасан побледнел и задрожал губами:
— Не надо, не надо…
Женщины сбились в стайку — сколько их? Семеро, восьмеро? И где, шайтан всех задери, ребенок?
— Где они? — жестко спросил он брата.
Тот, как всегда заикаясь, забормотал:
— Н-ну… н-ну… з-зддесь…
— Обыскать все! — рявкнул Сахль.
Солдаты кинулись к паланкинам.
К нему подтащили отбивающуюся раскосую девчонку в ханьском, синем с драконами платье:
— Имя?!
Та прищурила и без того узкие глаза и прошипела:
— Цэцэг…
Сахль фыркнул — вот имечко-то, как раз суке впору.
— Где твоя госпожа, Цэцэг?
Она лишь сплюнула ему под ноги.
— В подвал ее, — жестко приказал Сахль.
— Не успеем, — из-за спины отозвался Бахадур.
Командир отряда внимательно рассматривал повисшую в руках солдат девку. Пощипывая ус, добавил:
— Пока вытрясем чего, ханша со щенком уйдут. А в пригороде шарятся джунгарские шайки.
Сахль вскинулся:
— Я же приказал!..
— Спокойно, спокойно, — усмехнулся парс. — Мы их выловим. У Джарира не больше сотни верховых. Окружим и придавим…
Из Дворика госпожи донеслось торжествующее:
— Господин вазир! Господин вазир!
От золоченых резных ворот бежал, спотыкаясь, устад Бишр. Раскрывая объятия и улыбаясь, Сахль пошел навстречу:
— Мир вам от Всевышнего, почтеннейший!
Старый евнух подковылял поближе, плотоядно оглядел невольниц и просипел:
— Я их видел, почтеннейший. Они ушли через ход на кухне.
Цэцэг рванулась, выкрикивая что-то на джунгарском.
— Слава Всевышнему! — искренне воскликнул Сахль.
И кивнул на девок:
— Кончайте их.
Он с удовлетворением пронаблюдал, как орущую джунгарку заваливают на песок и раз за разом всаживают под ребра нож. Сука, какая живучая, все вопила и колотила ногами.
Остальных забили копьями.
— Головы поотрезайте, они же ведьмы, все как одна! — рявкнул Сахль.
Переругиваясь, солдаты втыкали мечи в еще дергающиеся тела и ногами пихали трупы, переворачивая на спины и обдирая с шей платки — резать удобнее. Каид покрикивал:
— Нариман, ты чо делаешь, ишачий сын, ты ногой-то наступи, а шеей на камень клади, а то как рубить будешь! Во, вот так и давай! Во, во!
Вазир подбодрил лениво кромсающих тела парсов:
— Давайте, давайте, и чтоб бошки на пиках были прям скоро!
Устад Бишр сглотнул и отвернулся.
— Покажите нам ход, почтеннейший, — улыбнулся Сахль.
Чья-то голова, метя косами, подкатилась ему под самые туфли. Он отпихнул ее прочь и быстро пошел по песку.
…Посреди кухонного дворика на коленях стояла вся обслуга во главе с главным поваром. Завидев Сахля, тот пополз было к нему, но кухарю дали пинка и перетянули спину нагайкой. Он затих, всхлипывая.
Прорвало здоровенную черномазую рабыню:
— Это все новая девка! Новая девка! Шади ее звали! Ей джинны помогли, точно говорю! Все котов она прикармливала, джинны, джинны их вывели, клянусь Всевышним!
Ее тоже пару раз вытянули нагайкой, и баба замолчала.
Низенькая деревянная дверца за очагом стояла открытая. Из подземелья тянуло холодом и земляным смрадом.
— А и впрямь кошачьи следы, — наклоняясь, тихо заметил Бахадур.
— Оставь эти сказки, — зашипел Сахль. — Куда ведет ход?!
— За стену к мосту аль-Фараз, — проскрипел евнух.
— К Малой хорасанской дороге, — пробормотал Бахадур.
И тут же рявкнул своим:
— Конный отряд к каналу Нахраван! Быстро!
Сахль повернулся к нему:
— Уйдут — будем иметь дело с Госпожой. А потом — со Стражем. Эта тварь понимает только язык фирманов. А согласно фирману щенок — наследник. К тому же джунгарской девки, нерегиль им всегда благоволил. Ты понял меня, Бахадур?
Парс сглотнул и молча поклонился.
Малая хорасанская дорога,
полдень
Тряска замедлилась, носилки закачало, Шади истошно заорала — подстрелили, подстрелили верблюда! Паланкин повело в сторону, она завизжала, прижимая к себе плачущего навзрыд мальчика.
