Джеймс Брэнч Кейбелл - Сказание о Мануэле. Том 1
— В любом случае, уберите его от меня! — попросила Хлорида.
Тогда Юрген спрятал посох туда, где Хлорида не могла его увидеть, а сам привлек к себе гамадриаду и, довольный, рассмеялся.
— Ох, ох! Ужасный вы король, — воскликнула Хлорида. — Боюсь, что вы принесете мне смерть! А у вас нет права притеснять меня таким образом, я не ваша подданная.
— Скорее ты станешь моей королевой, милая Хлорида, получив то, что я больше всего ценю.
— Но вы слишком деспотичны, и мне страшно оставаться наедине с вами и вашим большущим посохом! Ах! Зная, что говорит, моя мать обычно использовала эолийскую поговорку: «Царь жесток и получает удовольствие от крови!»
— Вскоре ты не будешь бояться меня, как и моего посоха. Все дело в привычке. Для такого случая тоже есть эолийская присказка: «Вкус первой маслины неприятен, но вторая — сладка».
На какое–то время наступила тишина, не считая тихого тайного перешептывания деревьев. Одна из крупных цикад, посетивших остров Левку, начала стрекотать.
— Подождите же, король Юрген, я отчетливо слышу шаги: кто–то идет нас потревожить.
— Это ветер в верхушках деревьев или, вероятно, какой–то бог, завидующий мне. Меня ничто не остановит.
— Ах, но говорите же о богах почтительно! Это не у бога Любви, а у бога Ревности есть крылья, чтобы покинуть нас.
— Тогда я — бог, ибо в моем сердце — любовь, и во всех фибрах души — любовь, и из меня сейчас истекает любовь.
— Но, определенно, я слышу, как кто–то приближается…
— А разве ты не ощутила, что я вынул свой посох из потайного места?
— Ах, у вас большая вера в этот посох!
— Мне не страшен никто, когда я размахиваю им.
Первой цикаде ответила еще одна. Теперь насекомые вели открытый спор, наполняя теплый мрак своим упрямым стрекотанием.
— Король Евбонийский, то, что вы сказали мне о маслинах, без сомнения, правда.
— Да, любовь всегда порождает правдивость.
— Молю, чтобы между нами родилась высшая правдивость и ничего другого, король Юрген.
— Не «Юрген», а «любимый».
— В самом деле, говорят, что в такой вот кромешной темноте бог Любви приходил к своей милой Психее.
— Тогда отчего же ты жалуешься, ведь я благочестиво стремлюсь превзойти богов и предлагаю Любви самую искреннюю лесть? — И Юрген потряс перед ней посохом.
— Ах, но вы удивительно легки на лесть! А бог Любви не пугал Психею таким громадным посохом.
— Возможно, ведь я‑то — Юрген. И обхожусь справедливо со всеми женщинами, и ни на кого не поднимаю посоха, кроме как из добрых побуждений.
Так они несли разный вздор в кромешной темноте, тогда как множество цикад вело непрерывную беседу. Теперь, разговаривая под дубом, Хлорида и Юрген стали невидимы даже друг для друга; но перед ними под усеянным золотой пылью небосводом в дымке сияли поля, потому что эта ночь казалась сотворенной из звезд. И, пока Юрген смеялся и получал удовольствие вместе с Хлоридой, он видел также и белые башни Псевдополя. Он подумал, что, весьма вероятно, Ахилл и Елена смеялись и занимались в эту чудесную ночь сходными делами.
Он вздохнул. Но через некоторое время Юрген и гамадриада уже вновь говорили. Так же непоследовательно, и так же непрерывно стрекотали цикады. Позднее взошла луна, и Юрген с Хлоридой уснули.
Юрген поднялся на рассвете и оставил гамадриаду Хлориду все еще спящей. Он стоял, возвышаясь над городом, и рубаха Несса блестела в лучах солнца. А Юрген думал о царице Елене. Затем он вздохнул и, вернувшись к Хлориде, разбудил ее своеобразным приветствием, которое показалось ей вполне соответствующим обстоятельствам.
ГЛАВА XXVIII
О компромиссах на Левке
Дальше история рассказывает, что десять дней спустя Юрген и его гамадриада должным образом поженились в соответствии с законом Леса. Ни на миг Хлорида не помышляла о нарушении приличий, поэтому они поженились в первый же вечер, когда ей удалось собрать свою родню.
— Между прочим, Хлорида, у меня уже есть две жены, — говорит Юрген, — и нужно в этом честно признаться.
— По–моему, ты только вчера прибыл на Левку.
— Верно, ибо я появился вместе с Равноденствием.
— Тогда у Югатина не было времени на ком–нибудь тебя женить, и, определенно, у него никогда и мысли бы не возникло женить тебя на двух женщинах сразу. Почему ты говоришь такую ерунду?
— Нет, это правда, и меня женил не Югатин.
— Вот! — говорит Хлорида, словно вопрос утрясен. — Теперь сам видишь.
— Да, разумеется, — говорит Юрген, — теперь я понимаю, что это представляет все в несколько ином свете.
— Это все на свете делает совершенно иным.
— Я едва ли мог бы зайти так далеко. Все же я ощущаю, что здесь все обстоит по–иному.
— Ты говоришь так, словно не общеизвестно, что людей женит Югатин!
— Нет, милая, давай будем честными! Я сказал не совсем это.
— …И словно всех всегда женит не Югатин!
— Да, здесь на Левке, вероятно. Но, понимаешь ли, моя дорогая, за пределами Левки!..
— Но никто не бывает за пределами Левки. Никто не думает покидать Левку. Ни разу не слыхала о такой ерунде.
— Ты имеешь в виду, что никто не покидает этот остров?
— Никто, о ком ты когда–либо слышал. Конечно, существуют Лары и Пенаты, не имеющие положения в обществе, которых цари Псевдополя иногда берут в путешествия…
— Все же люди в других странах тоже женятся.
— Нет, Юрген, — печально сказала Хлорида, — у Югатина правило — никогда не покидать остров. И на самом деле я уверена, что он никогда и не думал о таком неслыханном поступке. Так что, конечно же, люди в других странах не имеют возможности жениться.
— Но, Хлорида, в Евбонии…
— Если ты не против, милый, по–моему, нам лучше поговорить о чем–нибудь более приятном. Я не порицаю вас, мужчин Евбонии, потому что все мужчины в подобных вопросах совершенно безответственны. И, вероятно, это не всецело вина женщин, хотя, по–моему, любая, по–настоящему уважающая себя женщина имела бы силу характера, чтобы держаться в стороне от таких незаконных отношений, и я вынуждена тебе это сказать. Поэтому давай больше не будем говорить об этих особах, которых ты описываешь как своих жен. С твоей стороны, дорогой, очень тактично называть их так, и я ценю твою деликатность. Все же я действительно считаю, что нам лучше поговорить о чем–нибудь другом.
Юрген задумался.
— Однако ты не думаешь, Хлорида, что в отсутствие Югатина — и, как я понимаю, при неизбежном отсутствии Югатина, — эту церемонию могли бы совершить другие?
