Макс Мах - Сумеречный клинок
Как только стемнело, ладья снова встала на якорь. Оно и понятно: это только говорить легко, пойдем-де днем и ночью. А попробуй на самом деле, пройди в темноте по каналам — хоть на веслах, хоть на шестах, — живо нарвешься на неприятности: или борт пробьешь, или весла поломаешь, или то и другое, и еще что-нибудь третье в довесок к двум первым.
Тина прислушалась к голосам и топоту сапог по доскам палубного настила, но уловила только общую идею: суету готовящегося к ночной стоянке экипажа. И в этот момент где-то вдали завыл волк.
«Волк или?.. — Тина напрягла слух и тут же услышала сразу несколько волчьих „голосов“, ответивших первому откуда-то с другой стороны канала. — Стая… Значит, не Ада».
И все-таки было в этом слаженном вое что-то такое, что заставило сердце Тины забиться чаще.
«Они словно бы перекликаются… но обычные волки тоже вроде бы отвечают друг другу, как, впрочем, и собаки…»
Однако сколько она ни вслушивалась в ночь, волки голосов больше не подавали.
«А жаль… Несколько мгновений надежды иногда определяют настроение на целый день…»
Между тем время шло, и суета на борту галеры постепенно сошла на нет. Люди готовились ко сну, чтобы проснуться перед рассветом и с первым светом уже выйти в путь.
«Что ж… Спокойной ночи, госпожа Ферен!» Позвякивая цепями, Тина улеглась поудобнее на кровати и натянула на себя меховое одеяло.
Она начала уже задремывать, когда сверху, с палубы, раздался чудовищной силы удар. И сразу вслед за этим раздался волчий вой такой невероятной мощи, что у Тины волосы на загривке встали дыбом. Она вскочила с постели, запуталась в цепях и полетела на пол. А наверху трещали ломаемые доски и дико ревел какой-то большой зверь. Раздавались крики, слышался звон оружия.
«Все-таки это Ада!» Тина с трудом поднялась на ноги и встала чуть в стороне от запертой на ночь двери, и, как оказалось, вовремя.
Еще через мгновение в коридоре, ведущем к каюте Тины, раздались отчаянные крики, устрашающий рев разъяренного зверя, треск, звон бьющейся посуды и… Дверь каюты вылетела, словно была сделана из соломы, а не из толстых досок, и огромное мохнатое тело ввалилось в помещение.
«Ох ты ж!..»
Медведь встал на дыбы, пробив головой потолок каюты, снова заревел во всю мочь и вдруг глянул искоса на Тину, показывая мощной лапой, куда ей следует отойти, чтобы не пострадать от его буйства.
— Уже иду! — крикнула Тина, отступая к стене.
Она не знала, откуда взялся на галере оборотень-медведь, но не сомневалась, что без Ады здесь не обошлось.
Кто-то сунулся было в каюту, но медведь уже пересек помещение и, вырвав одним могучим движением раму окна прямо вместе с куском кормовой обшивки, швырнул всю эту массу заколдованного дерева и стекла в попытавшихся напасть на него сзади солдат. Раздались грохот, звон бьющегося стекла и дикий вопль разрезанного почти надвое человека, а медведь, заревев и оскалив пасть с огромными клыками, уже возвращался в коридор, из которого только что пришел.
— Как дела, сударыня? — раздался знакомый голос откуда-то сбоку.
— Маршал! — воскликнула Тина, оборачиваясь, раньше ей и в голову не приходило, как может обрадовать ее облако клубящейся тьмы. — Боже, как я рада вас видеть!
— Взаимно! Не возражаете, если я вас немного пощупаю?
— Щупайте, граф! — рассмеялась совершенно счастливая Тина.
Вокруг кипел ад страшного в своем безумии ночного боя, а она была спокойна и счастлива, потому что рядом с ней снова был друг, и Виктор, она знала это совершенно определенно, уже шел к ней через ночь и смерть! А между тем маршал не медлил, на краю клубящейся мглы возникли вдруг две мускулистые руки и, захватив два конца цепи, сковывавшей Тине ноги, напряглись. Мгновение, два или три удара сердца, и цепь лопнула.
— Не бог весть что, но бегать вы теперь сможете, а я чуть позже, может, и ключики найду. Давайте руки, сударыня!
— Если можно, маршал, рвите у правого запястья! — попросила Тина, успевшая представить себе тонкую стальную цепь в качестве оружия.
— Отчего же нельзя!
Резкая боль пронзила кисть правой руки, но все кончилось быстрее, чем Тина успела закричать или застонать.
— Прошу прощения, сударыня, я причинил вам боль…
— Пустое, граф! — Тина подскочила к бьющемуся в агонии стражнику, вырвала из руки умирающего меч и бросилась вслед за медведем, крушившим переборки где-то впереди. — До встречи на берегу!
* * *Маршал подоспел как раз вовремя. Вооружившись двумя мечами, Виктор рубился на верхней палубе галеры с целой толпой озверевших от ночного ужаса речников. До сих пор его спасали лишь теснота и ночная темень, в которой он худо-бедно видел, а его противники — нет. И все-таки роль численного превосходства в боевых действиях никто еще не отменял, дело могло обернуться и худо. Однако не обернулось, потому что где-то рядом раздалось насмешливо-дурацкое «А чего это вы тут делаете?», и в бой вступил маршал де Бройх.
— Это ничего, если я тоже поучаствую? — спросил он, разрубая какого-то речника едва ли не надвое.
— Ни в чем себе не отказывайте, Герт! — ответил Виктор, отражая очередную атаку. — Чувствуйте себя как дома.
— Поторопитесь, Гвидо! Тина назначила вам рандеву на берегу.
— Благодарю вас, граф! — Известие придало ему сил, и, опрокинув заступивших дорогу чеанцев, Виктор пробежал по их телам до края палубы и, не раздумывая, прыгнул оттуда прямо на покрытый пожухлой травой берег.
Едва коснувшись ногами земли, он бросился вперед. Туда, где около «Копья», судя по шуму и суете невнятных во мраке теней, разгорелось самое настоящее сражение. И в это время тучи на небе разошлись, словно сговорившись показать дерущимся: кто и с кем сражается этой ночью. В открывшуюся прореху хлынул лунный свет невероятной силы. Он был ярким и насыщенным, окрашенный в цвета лимона и серебра. И в этом серебристо-желтом сиянии перед Виктором открылась картина поразительной силы и выразительности. На невысоком пригорке рядом с берегом канала танцевала высокая стройная женщина, волосы которой в лунном свете казались темными. В правой руке она сжимала меч, левая — посылала навстречу атаковавшим ее чеанцам сверкающую молнию тонкой цепи, разившей, как заметил Виктор, не хуже закаленного клинка. Рядом с ней дралась другая женщина. Нагая, она вооружилась алебардой и щедро сеяла вокруг себя смерть и страдания, двигаясь легко и стремительно, словно не знала слова «усталость». Два бойца, две женщины сражались с набегавшими на них со всех сторон речными стражниками. Они были великолепны в своей истребительной грации, но силы сторон не сравнивались, какими бы великолепными фехтовальщицами ни оказались эти две женщины.
