Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — ландлорд
Они подошли ближе, виконт бросил на меня победный взгляд. Я видел в его глазах, как он в хозяйской спальне будет мять и щупать ее грудь, ее тело, как навалится на нее, сопя и отдуваясь, задерет ее ноги себе на плечи. Перед глазами потемнело, я с усилием изобразил улыбку, надеюсь, получилась, хотя морда наверняка бледная, как у мертвяка, коротко поклонился и хотел идти дальше, но леди Беатриса произнесла очень веселым голосом:
— Сэр Светлый... Если вы собираетесь утащить в постель мою Элизабель, то она отпросилась на недельку в деревню...
— Какая досада, — пробормотал я.
— Сочувствую, — сказала она, — но, к счастью, остались Сюзанна, Кэтрин и Жанета.
Ее взгляд сказал мне, что если я откажусь вот сейчас от этих молоденьких самочек, то и она отправит виконта восвояси. Но не потому, что я откажусь от ее служанок, а просто так, отправит его — и все.
— Спасибо, леди Беатриса, — ответил я с поклоном. — Кого порекомендуете?
Она запнулась, виконт глупо заржал и сказал напомаженным голосом:
— Я рекомендую Сюзанну. Нет-нет, я ни-ни, но граф Росчертский рассказывал.
Я неотрывно смотрел на леди Беатрису.
— А кого рекомендуете вы?
Бледная, она вздрагивала, как тоненькое деревцо на ветру, в глазах предательски заблестело. Она вскинула гордо подбородок, чтобы слезу не выронить, сказала четким аристократическим голосом:
— Это ваш выбор, сэр Светлый. Вы в нем вольны.
— Да, — проронил я глухо, — жаль, что выбираем большее, чем женщину для постели... или мужчину для той же цели.
— Ваш выбор, — повторила она.
— И ваш, — ответил я тяжело. — Так кого, говорите, Сюзанну?.. Ладно, сразу после Жанеты...
Она отшатнулась, как от удара, мгновение смотрела мне в лицо, думаю, мы оба в это время побледнели, как мел, сказала резко:
— Пойдемте, виконт! Я вас выпущу из своей спальни только утром!
Он заулыбался, хотя я успел увидеть и безмерное удивление: неужели он значителен... да, конечно, значителен, но неужели значителен настолько, что леди Беатриса не скрывает свою связь с ним, а заявляет о ней вслух?
Они прошли мимо, она — шурша платьем, он — позвякивая множеством нацепленных золотых и серебряных вещичек.
Глава 6
Утром она вышла к завтраку с усталым бледным лицом, темные круги под глазами выделяются отчетливо и кричаще. Вся осунулась и поблекла, но, когда увидела меня, выпрямилась и прошла к своему хозяйскому месту во главе стола гордо и независимо, стараясь выглядеть победной, победоносной, настоящей женщиной, которой все всегда удается.
Я смотрел вслед, старался представить, как виконт ее ласкает, трахает, но все картины сдуло, как порывом ветра. С ужасом ощутил, что ничего не случилось. И ничего не помогло. Да какая ерунда, что заставила себя переспать с виконтом, что он пыхтел на ее теле часть ночи, задирал ее ноги себе на плечи или ставил на четвереньки, — все равно ничего не изменилось, я к ней отношусь точно так же, по-прежнему схожу с ума, по-прежнему хочу быть с нею и не только тешить свою плоть, но заботиться о ней, защищать, беречь, радовать...
На следующую ночь она снова пригласила виконта разделить с нею ложе. Это шокировало лордов, что так и не поняли, почему все так явно, начали строить догадки, ибо леди Беатриса никогда ничего просто так не делала, и если выставляет свою связь напоказ, то явно с какой-то целью...
Двор гудел, как потревоженный улей, я видел, как непримиримые противники граф Росчертский и граф Глицин наконец-то сошлись за одним столом и, сблизив головы, что-то таинственно обсуждали. Я сузил диапазон слуха, начал улавливать отдельные слова, потом и фразы. Эти тоже о леди Беатрисе и виконте, причем виконта никто всерьез не брал, леди Беатриса не настолько глупа, чтобы избрать этого дурака в мужья, что же она задумала...
Предположений высказывались десятки, сотни, но я не услышал ни одного, что хотя бы приблизилось к разгадке.
Я и на эту ночь позвал Сюзанну, Жанну и даже Кэтрин, полночи натужно занимался ими, а они мною, потом щедро одарил всех троих золотыми монетами, отправил к себе досыпать, а сам до утра метался, пытаясь заснуть, но перед глазами все время непрошеные сцены, как этот дурак раздевает ее, хватает за груди, ложится сверху, совокупляется, ибо только и может, что совокупляться, а еще иметь стыд, соитие и коитус... Нет, коитус — это у собак, но все равно, он же и ее, наверное, только по-собачьи, скотина...
Да, я трахаю служанок, она совокупляется с этим виконтом. В моем Срединном это ничего не значит, а здесь автоматически ставит между нами непреодолимую стену.
Но всплыло и заслонило весь мир ее бледное лицо с тревожными вопрошающими глазами, я вспомнил взгляд, когда она просила... да, это была просьба, чтобы я остался. И потом, когда мы оказывались за одним столом, а наши взгляды встречались. Ее глаза оставались непроницаемыми, как она считала, я всматривался в них, надеясь увидеть то, что жажду: ненависть, презрение или хотя бы равнодушие, однако однажды завеса исчезла, и я видел слабый отсвет той муки, которая пожирает меня самого. И плечи мои дрогнули от обрушившегося на них понимания, что все это напрасно: мое траханье ее служанок в расчете на то, что похвастаются ей, ее демонстративное приглашение виконта в свою постель — все напрасно, ибо это все мелочи, ерунда. Когда в огне континент, пара кружек воды, выплеснутых в пламя, ничего не изменят.
Я люблю ее и не могу без нее жить. Она любит меня, и то, что назло друг другу трахаем других... нет, это даже не назло, мы оба стремимся защититься друг от друга, от этой напасти! А переспать с кем-то и сделать это явным для другого — разве не лучший способ убить чувство у другого?
Да, это способ, но только если чувства мелкие и людишки мелкие. А сейчас мне ну абсолютно по фигу, что спит с виконтом, это ее последняя попытка освободиться от той неземной мощи, что уже подчинила нас, что начинает швырять нами, как морская буря упавшей с корабля щепкой!
Прекратился и моросящий дождик, так что рассыпалась моя последняя отговорка насчет плохой погоды для отъезда. И хотя дороги все еще раскисшие, как тесто, я вышел во двор, конюх вывел Зайчика. Я принялся седлать, Саксон пришел проводить, двое молчаливых воинов принесли объемистый мешок.
— Здесь на неделю еды, — сказал Саксон, — и всякие необходимые мелочи.
— Спасибо, дружище, — сказал я.
Он всматривался пытливо, я видел, что рвется то ли сказать что-то, то ли спросить, но сдерживается, в особых ситуациях лучше помалкивать, это и называется то ли мужское молчание, то ли мужское понимание, когда вот так обмениваешься целыми потоками информации, не раскрывая рта, что позволяет потом от всего отпереться: совсем охренели, когда я такое говорил?
