Наталья Лустина - Нечеловеческие хроники
— Так бы и сказал, что мне пора… — неожиданно для самого себя, заявил Дарий, обращаясь к голове мраморного изваяния.
Скатившись со статуи, вампир остановился, заглянул в лицо святому:
— Ну и крут же ты, батенька, выставлять гостей за дверь!
После чего развернулся и не оглядываясь, протиснулся между застывших вампиров-«рудокопов» к узкой щели, ведущей в проход, уводящий к центру анфилады лабиринта.
24 глава Гертруда
Дарий нехотя вернулся к входу в пещеру, с внутренним содроганием посмотрев на вопиющую в своей гротескности картину смерти, которую он здесь оставил, и… отпустил время.
«Начали!», скомандовал он сам себе и пустился бегом к пещерам лабиринта, не минуя ни одного патруля.
Он рассчитывал на то, что устроенный им переполох, спровоцирует Гертруду саму его искать, т. к. заниматься еще и ее поисками, после тамплиеро-масонских развлекалочек, ему не хотелось вовсе.
Поэтому он с упоением и восторженным ощущением собственной силы, врывался в вампирские ряды, кого убивая на месте, а кого и заставляя преследовать себя. Собрав целый шлейф преследователей, он повел их к ловушкам, рассчитывая, что они вряд ли знакомы с ними, так как он.
Остановив время, он забегал вперед, активируя ловушки, которым необходимо было время, чтобы сработать, потом отпуская время, он маячил впереди, дразня преследователей и упиваясь вакханалией смерти, которую он создавал.
Перворожденный вампир запустил жернова «мясорубки», для тех, кого быть не должно, для тех, кто был создан убивать, для тех, кто был лишен природного естества и превратился в монстров, в орудие чужих амбиций. И сейчас он упивался их жаждой его убийства, их удивленными и яростными криками, их агонией и болью, т. к. мгновенные ловушки, они в пылу преследования, активировали сами, прорежая собственные ряды и от этого, приходя в бешенство, постепенно достигающего своего апогея.
Кровь, рваные куски тел, каменные глыбы, колья, горящее масло и жир, копья, все это смешалось позади Дария и его преследователей.
Сардонистический смех[45], сменялся рычанием и перворожденный вампир, вел своих преследователей к центру лабиринта, создавая видимость беспорядочных метаний жертвы, в поисках выхода, дразня и взвинчивая их инстинкты охотника.
Несколько десятков горящих жаждой насилия, кровавых глаз его преследователей, были для него символом того, от чего он, как выяснилось, безрезультатно хотел избавиться все эти столетия, вытравливая из себя эту жажду убийства каленым железом, сбегая и увиливая, усыпляя свои инстинкты… И он убивал их, разрывая на куски, толкая навстречу смертельной западне, сталкивая в зияющие пропасти, кидал в горящее масло, нанизывая на частокол… В их лице, он убивал себя, того себя, которого он считал недостойным не то что Любви, Жизни, а самого факта существования!
Каждый предсмертный крик, каждый стон и вопль, отзывался в нем болью и восторгом собственной смерти!
Дарий уже давно перестал быть собой, он был вездесущим, несущим смерть, все разрушающим ликом Смерти.
«Да это же боевой транс![46]», перворожденный восторженно захохотал, останавливаясь в центральном зале лабиринта, куда он так стремился.
Вампир развернулся к своим преследователям, давая им возможность окружить себя и занять наиболее удобные позиции для боя.
Учитывая, скольких он убил, сколько уничтожили самих себя, количество тех, кто его сейчас окружил и количество вновь прибывающих, заполняющих все свободное пространство, Дарий понял, что это действительно армия. По самым скромным подсчетам, здесь собралось не меньше сотни вампиров, причем многим из них не было еще и месяца и они, не справляясь с разбушевавшимися инстинктами, бились друг с другом на смерть, за право напасть первым.
«Что ж, тем лучше! Нельзя такой необузданной силе позволить ворваться в мир людей! Я должен уничтожить ВСЕХ!», и перворожденный призывно зарычал, приглашая к бою.
Рык Дария, разлился эхом по сводам всего лабиринта, подхваченный глотками сотенной армии.
— СТОЯТЬ! — этот голос, словно хлыст, осадил всех присутствующих и они, передергивая плечами, скалясь и утробно рыча, нехотя расступились.
По образовавшемуся проходу царственно шествовала Гертруда.
Она остановилась метрах в десяти от Дария и картинно рассмеявшись, развела руки, словно приглашая его оценить объем проделанной ею работы.
— Я ждала не тебя, — она гордо вскинула голову, — но так даже лучше! Где Маркус? — ее глаза впились в лицо Дария, — Голову Моники, мои вассалы уже наверняка несут мне на блюде, как я того и хотела, так почему здесь ТЫ?!
Дария, словно громом поразило «Голову Моники?!», мысли понеслись вскачь, «Значит, я ушел перед самым боем, который либо уже закончен, либо сейчас идет!», его вены вздулись как канаты, мышцы свело, лицо превратилось в мертвую ничего не выражающую маску.
— Я пришел за тобой… — его тихий голос буквально звенел в мертвой тишине.
— Что ж, — ведьма уже не могла скрыть улыбки удовольствия, — сегодня я увижу, как ты УМРЕШЬ! Убейте его!
«У меня на это нет времени!», только и успела мелькнуть мысль, как Дарий остановил время и, продираясь, сквозь застывшую вампирскую экспозицию, устремился к каменной панели, активирующей солнечное освещение всей анфилады лабиринта, которую он заприметил заранее на случай необходимости и отпустил время.
В центре шел ожесточенный бой, новички не поняли, куда он делся, и схватились друг с другом, более зрелые, пристально его высматривали.
«Давай же, быстрее!», Дарий честил строителей лабиринта, на чем свет стоит, а многотысячные зеркала тем временем с грохотом разворачивались в скалах, синхронизируясь между собой, чтобы осветить этот затхлый вампирский притон живым дневным светом.
Вновь остановив время, Дарий ринулся к Гертруде и ее охране, по пути разрывая на части всех, кто попадался под руку. Одного за другим, Дарий разодрал охрану Гертруды, тех, кто в силу возраста мог быть не уничтожен солнечным светом, он остановился за спиной ведьмы, намереваясь заставить ее увидеть, как ее армия, которой она так гордилась, сгорит и отпустил время…
Еще несколько мгновений продолжалась общая неразбериха, бойня, крики, рычание и…
Все вокруг заполнил свет!
Вой боли и смерти раздирал барабанные перепонки, но для Дария сейчас это была сладчайшая музыка, из всех существующих.
Гертруда рванула к выходу, но Дарий предвосхитил это, и она с разбегу врезалась в него, как бьются о мраморную стену. Мимолетным движением, он схватил беглянку и, связав ведьму ее же собственными руками, развернул лицом к разверзшемуся аду кромешному…
