Наталья Лустина - Нечеловеческие хроники
Обзор книги Наталья Лустина - Нечеловеческие хроники
Каковы их цели? Как их найти и узнать?
Вот так и живешь до своих восемнадцати лет, считая себя несчастным человеком, чтобы в конце концов узнать, что ты и не человек вовсе…
Любовь. Интриги. Тайны. Мистика. И многое другое сплелось в один клубок.
Наталья Александровна Лустина
Нечеловеческие хроники
Под этим солнцем все возможно,
И солнце станет здесь луной,
Кто добр, кто зол, понять так сложно,
И смерть путь к жизни, но иной.
Меняя роли и решенья,
Шагаем мы в эоны лет,
Пересекая измеренья,
Любви найдем простывший след.
1 глава С коробля на бал…
Катерина шла по набережной, угнув голову, не замечая улыбающихся, загорелых и довольных отдыхающих, проходивших мимо. Море. Она спустилась на пляж, обходя шезлонги загорающих, стала пробираться к воде.
Катя даже не заметила, что забрела на платный пляж, загорать на котором достаточно дорогое удовольствие. Пройдя мимо билетерши, гуляющей среди отдыхающих и, следящей за порядком, она не заметила, как та, брезгливо поджав губы, процедила ей в след:
— А, эта, что продает? Себя что ль?
Глядя под ноги невидящим взглядом, Катя зацепила чью-то дорогую спортивную сумку, встрепенулась и, бормоча извинения, впервые осмысленно посмотрела вокруг. Девушка в черном купальнике подняла шляпу с лица, привстала и непонимающе глянула на Катерину. Было ясно, что она не понимала, за что перед ней извиняются, но на Катю смотрела с интересом. Та еще раз извинилась и ринулась к морю так, будто бы оно было самой недостижимой и желанной целью. Хозяйка сумки села, одела очки и, закурив, провожала Катю взглядом.
У самой кромки воды Катя быстро сбросила легкое платье. Скинула босоножки и побежала в воду. Когда вода достигла груди, она поплыла навстречу синему горизонту.
Пирс уже позади, а она все плыла и плыла, словно одержимая идеей сбежать от людей и всего, что с ними связано. Вода становилось все холодней, или ей так казалось, зубы начали стучать, и Катя почувствовала, что уставшие ноги вот-вот сведет судорогой. Она на миг испугалась, а потом улыбнулась своим мыслям. Горизонт был таким бесконечным, солнце таким ярким, как все-таки красиво. Внезапно все тело пронзила боль, Катя изогнулась, пытаясь крикнуть, хватанула горько-соленой воды, смех перешел в клокотанье. Вдруг стало легко и тепло, солнце постепенно меркло, и пелена моря окутала ее тело, словно одеяло. Все…
«Господи, что же это такое?!» мелькнула мысль. Кто-то нещадно бил меня по щекам. Боль в груди и горле обжигала. Шум в ушах постепенно стих и до сознания начали доходить обрывки фраз.
— Дура… молодая, красивая — бубнил мужской голос.
— Это вы дураки… небось без мужика не обошлось… — гневно звучал женский голос.
— Кто будет платить за вызов скорой помощи?..
— Катитесь к черту вы все разом, я заплачу!
Я открыла глаза и увидела девушку в черном купальнике, с тревогой изучающую мое лицо.
— Ей уже лучше, счет пришлите мне, на имя Моники Фонетти и катитесь отсюда.
«Иностранка», подумала я и огорчилась, «нет, слишком по-русски чертыхается», почему то стало смешно, я посмотрела на Монику, слабо улыбнулась и, с неожиданным для себя интересом, стала ее рассматривать.
Красивая, синие глаза, слегка удлиненный разрез глаз, белые кудри, чуть ниже плеч, мокрые от воды…точеная фигура статуэтки, делала ее при среднем росте, почти хрупкой. Моника улыбнулась, а потом нахмурилась, красивое, почти детское лицо вдруг стало взрослым и серьезным, огромные глаза сощурились и уставились на меня явно неодобрительно.
— Дура… — потом помолчав — ты меня чуть не утопила, сумасшедшая…Говорить можешь?
Я попыталась, но из горла послышался только сип, и вся гортань будто запылала огнем.
— Понятно — она укрыла меня полотенцем — грейся, сейчас схожу за твоей одеждой.
Я закрыла глаза и, казалось, задремала. Спустя несколько минут, моя спасительница вернулась, положила мое платье на сумку, кинула рядом босоножки и, взяв полотенце, начала энергично растираться. Моника закончила вытирать волос и повернулась ко мне.
— Живая?
— Угу…
— Угу, — передразнила она меня, — есть хочешь?
Я кивнула, и она рассмеялась серебристым смехом.
— Жить будешь, я тоже, когда тяжело, ужасно хочу есть. Вставай, накинь платье, я помогу тебе дойти до машины.
Я пошевелилась, Моника помогла мне сесть и натянуть платье.
— Обопрись на меня, хорошо?
Я кивнула. Рядом стояла билетерша, пунцовая от гнева с сумкой Моники в руках и причитала:
— Самоубийцы! Не надо их спасать! Пусть топятся, только не на этом пляже! Греха с ними не оберешься и проблем…
— Уймитесь, — оборвала ее Моника — донесете сумку до машины, получите на «чай».
Билетерша просияла, а Моника, обхватив меня за талию, буквально понесла меня к выходу.
На стоянке мы добрели до голубого БМВ с откидным верхом. Моника облокотила меня о дверь машины, быстро открыла ее и усадила меня на переднее сиденье, потом порылась в сумочке, сунула билетерше зеленую бумажку, закинула сумку на заднее сиденье и уселась за руль.
— Ну и денек, начало впечатляет — Моника посмотрела на меня.
— Не нужно было…
— Помолчи сейчас лучше. Надо или не надо потом видно будет. Время обеденное. Поехали.
Она завела машину, и мы понеслись, набирая скорость в сторону от города.
— Я остановилась в частном пансионате, пообедаем там. Сегодня переночуешь у меня, ты не против?
— Нет — я удивилась, а в душе зашевелилось что-то нехорошее. Моника будто прочитала мои мысли и сказала:
— Проку мне от тебя нет, но на востоке есть поверье, что мы в ответе за дальнейшую судьбу тех, кого мы спасаем, потому что «рожаем» их заново и вся ответственность за поступки вновь рожденных ложится на плечи «родителей». — Моника смеялась.
— Я просто хочу убедиться, что ты вполне оправилась, — она посмотрела на меня внимательно, — а дальше дело твое.
Я промолчала и она, ведя машину, больше меня не трогала.
Дома уже исчезли. Вокруг был лес, и машина неслась по серпантину вверх. Я чувствовала абсолютное равнодушие к своей дальнейшей судьбе и, повернувшись к Монике, начала откровенно ее изучать. Черный шелковый халат с белым орнаментом, черные летние туфли, необычные очки обтекаемой формы. Красивые, почти идеальные руки с длинными пальцами и шикарным маникюром. Золотые украшения, запах дорогих духов.
— Нравится? — неожиданно спросила Моника, не отрываясь от дороги.
— Что нравится?
— То, что ты видишь.
— Да, очень, — призналась я и ощутила, что мои щеки зарделись, неудобно и неприятно, я то думала, что она не заметит, что я пристально ее рассматриваю.
