Марина Аромштам - Легенда об Ураульфе, или Три части Белого
Веренея ее не любила? Сьяна привыкла так думать. И отвечала тем же: в раннем детстве — послушной лестью, когда подросла — недоверием. И не очень грустила, когда Веренеи не стало. Но плакала, сильно плакала — чтобы Ковард увидел.
Ей кажется или нет, что тьма за окном стала гуще? И Луна погрустнела…
Ковард, Найя, сверхмастер Мирче; и еще этот лекарь Крутиклус, который похитил мальчика, — слишком много для бедной Сьяны. Для одинокой Сьяны.
Разве какой-то браслет скрасит ее одиночество?
От расстройства ей привиделись огоньки. Мерцают, как красные угли.
Надо же, она помнит, как в камине мерцали угли. И помнит слова Веренеи, обращенные к Коварду:
— Солнце еще пять раз должно изменить свой цвет — и ты станешь взрослым мужчиной. Сьяна тоже станет большой. Тебе уже не стоит так много с нею играть.
— Но, мама, с ней интересно!
— Учись обходиться без Сьяны. Она уедет отсюда, когда превратится в девушку.
— Пусть бы она осталась!
— Нет, она не останется, — голос Веренеи стал непривычно жестким. — И ты дашь мне слово, что никогда — слышишь, Ковард, — не будешь думать о Сьяне как о своей невесте.
— А я и не думаю, — маленький Ковард был удивлен.
— Не думаешь — и не надо. — Веренея обхватила сына за плечи. — У Сьяны своя судьба. И она не может пересечься с судьбою Коварда. Запомни мои слова. Ты не должен жениться на Сьяне.
Сьяна неловко попятилась. Веренея услышала. Обернулась и посмотрела — прямо Сьяне в глаза. И ничего не сказала. Ни словечка — для Сьяны.
* * *Красные точки не отставали. И Сьяна вдруг ощутила навязчивый запах гари. Где-то горит трава? Она высунулась в окошко:
— Ельнец, ты что-нибудь видишь?
Ельнец не стал отвечать и хлестнул лошадей. Кажется, он был испуган.
Сколько еще им ехать? В темноте не поймешь. Стало совсем темно. И Луна, как назло, исчезла.
Но они уже далеко, далеко от столицы: Сьяна так много вспомнила!
Ох, опять эти красные точки.
— Ельнец, что это?
Кучер сплюнул:
— Кажется, плешеродцы.
— Плешеродцы? Их много?
— А кто же их разберет. Может, два или три.
— Они на нас нападут? — Сьяне сделалось страшно. До сих пор она только слышала о плешеродцах.
— Достаньте-ка мой арбалет. Там, под сиденьем.
— Но я не умею стрелять.
— Ничего. Как припрет, сумеете. Смотри-ка! Обнаглели. Вышли ближе к дороге.
— Ельнец, я не сумею. Я только в детстве стреляла. Ковард…
— Важни, скорей! Заряжайте!
Сьяна, почти не думая, нацепила браслет (руки должны быть свободны) и схватилась за арбалет. Тетива была слишком тугой, стрела не слушалась пальцев. Неуверенность и бессилие заставляли страх разрастаться. Он просочился наружу. Красные точки — словно в ответ — начали приближаться.
— Как там, важни? Готовы?
Сьяна теперь различала не только красные точки, но и плотные тени.
— Нет, я не могу. Мне не хватает сил.
Ельнец выругался, бросил вожжи, на ходу перебрался в возок, перехватил арбалет у Сьяны и стал его заряжать. За окном мелькнула темная тень.
— На лошадь прыгает, сволочь, — Ельнец выставил арбалет в окно и попытался прицелиться.
Лошадь дико заржала. Возок завалился от резкого торможения. Сьяна слетела с сиденья. Ельнец выронил арбалет, поминая всех мелких Духов.
— Под сиденье, важни! Прячьтесь!
Сьяну било, как в лихорадке. Снаружи возникло бешеное движение. Затем послышался стук копыт, и просвистела стрела. Жалкий собачий визг… Сьяна вцепилась в Ельнеца, но тут же разжала пальцы. Знакомый голос сказал:
— Тайрэ чуть-чуть опоздал: кто-то увел плешеродцев. Замешкался лишь один — и получил угощение. Жаль! У Тайрэ много стрел.
Дверца дернулась и открылась. Тайрэ сунул голову внутрь:
— Тайрэ так рад, что встретил добрых попутчиков. Остаток пути до усадьбы он проедет вместе со Сьяной.
Глава вторая
— Сверхважни, хорошие вести. Вашему верному другу только что донесли: недалеко от поместья, где проживали Моховники, селяне нашли плешеродцев. То, что от них осталось.
— Кто это здесь появился? Кажется, мой советник? — принцесса прикинулась удивленной. — Вовремя. Очень вовремя. Я так жажду рассказов! И некоторых объяснений. — Палец в красной перчатке дернулся.
Крутиклус почуял неладное: Аллибинда не в духе! Впрочем, он полагал…
— Сверхважни, Крутиклус к вашим услугам. Понимаете, что это значит? Подстреленные плешеродцы? Недалеко от поместья, где проживали Моховники? Это не Ковард, сверхважни (пусть о нем заботятся Духи!) и не его дозорные. Значит, кто это сделал? Не иначе, Тайрэ возвратился. Никто другой не сумел бы. Мы ведь этого ждали. Мы много для этого сделали. Мы своего добились, — Крутиклус стал заикаться.
На лице принцессы появилась улыбка — та самая, неповторимая, которой боялся Крутиклус.
— Не хочет ли мой советник поцеловать мне ручку? — принцесса сделала вид, что снимает перчатку. — А я вот очень хочу пощекотать ему шейку. — Крутиклус попятился. — Пусть ему будет приятно.
— Сверхважни чем-то расстроена… Разочарована… — Крутиклус пятился дальше и дальше, пока не прижался к стене.
— Пожалуй, разочарована. И главное — ждет объяснений. — палец в перчатке поднялся и немыслимо изогнулся. — Значит, Тайрэ вернулся. Для этого добрый Крутиклус оставил в живых Кетайке. Нет, я что-то запуталась. Зачем нам этот Тайрэ?
— Мы хотели его возвратить… Ураульф надеется, что прибудут кейрэки… А кейрэков все нет и нет…
Принцесса внимательно разглядывала свой палец:
— Чтобы он не привел с собой помощь… Вот какая была задумка! Ты правильно все рассчитал? Кейрэков нет и не будет? Но три смены светил назад… Что это было, Крутиклус?
* * *Что это было?
Три смены светил назад, когда Солнце достигло зенита, воздух наполнился топотом лошадиных копыт. Город пришел в движение: люди полезли на стены и высыпали за ворота. И скоро на стенах кричали:
— Смотрите, смотрите! Дозорные Белого Лося!
— Смотрите, смотрите, как скачут всадники Ураульфа!
Крутиклус пытался пробиться через толпу, но его оттеснили. Он вытягивал шею, но ничего не увидел. Зато много услышал:
— А кто это впереди? На мохнатом коньке?
— Кажется, это девушка.
— Мелкие Духи! Найя! Сестра знаменитого Коварда.
— Не дразни корчерожцев. Найя была калекой. Даже ходить не могла.
— А разве она идет? Она же скачет верхом.
— Никакая это не Найя.
— Говорю тебе, Найя!
— Но ты погляди, как скачет. Красота-то какая!
