Дэвид Эддингс - Келльская пророчица
— Действовать?
— Потом объясню.
— Что ты теперь собираешься делать, великая прорицательница? — спросил Закет у хрупкой девушки. В голосе монарха звучала глубочайшая нежность.
— Весь мир лежит передо мною, Каль Закет, — печально ответила она. — Бремя великой миссии не гнетет меня более, и не надо называть меня прорицательницей, ибо и это в прошлом. Глаза мои видят теперь обычный дневной свет — и я всего лишь обыкновенная женщина.
— Вовсе не обыкновенная, Цирадис, далеко не обыкновенная!
— Ты очень добр, Каль Закет.
— Давно пора отбросить это дурацкое «Каль», Цирадис. Это величайшая глупость. Ведь слово это в переводе означает и «король» и «бог». А теперь, собственными глазами увидев настоящих богов, я понял, как глупо было с моей стороны требовать от подданных, чтобы они обращались ко мне так. Но мы отвлеклись. Верно ли я понял, что глаза у тебя были завязаны долгие годы?
— Да.
— Так, значит, у тебя еще не было возможности взглянуть на себя в зеркало?
— Ни возможности, ни желания.
Закет как человек проницательный тотчас же понял, что это дает ему карты в руки.
— Так позволь же моим глазам быть твоим зеркалом, Цирадис, — сказал он. — Погляди мне в глаза и увидишь, как ты прекрасна.
Цирадис залилась краской.
— Твоя лесть смущает меня, Закет.
— Но это вовсе не лесть, Цирадис! Я не встречал еще женщины прекраснее тебя! А при одной мысли о том, что ты возвратишься в Келль или вообще исчезнешь куда-нибудь, сердце мое трепещет и сжимается. Ты потеряла проводника и друга. Так позволь же мне стать для тебя и тем, и другим! Поедем со мною в Мал-Зэт! Нам о многом надо поговорить — возможно, на это у нас уйдет весь остаток жизни…
Цирадис отвернулась, и на бледном личике ее появилась улыбка торжества, красноречивее всяких слов свидетельствующая о том, что она понимала куда больше, чем казалось. Но вот она вновь обратила лицо к маллорейскому императору. Теперь глаза ее были широко распахнуты и полны невинного изумления.
— Неужели тебе и впрямь было бы приятно мое скромное общество?
— Иного общества мне и не надо, Цирадис, до самой моей смерти!
— Тогда я с радостью последую за тобою в Мал-Зэт, — отвечала она, — ибо отныне ты верный друг мой и дражайший спутник.
Гарион кивнул Хеттару, и они потихоньку убрались восвояси.
— Что мы наделали? — с упреком воскликнул алгариец. — Ведь это был очень интимный разговор!
— Не спорю, — отвечал Гарион. — Просто мне следовало удостовериться, что он имел место, вот и все. Мне сказано было, что это должно произойти, но порой я нуждаюсь в подтверждении.
Хеттар выглядел озадаченным.
— Закет был, наверное, самым одиноким человеком в мире, — принялся объяснять ему Гарион. — Именно поэтому был он так жесток, бездушен и так опасен. Но теперь все изменилось. Он более не одинок, и это очень поможет ему совершить все, что предначертано.
— Гарион, ты говоришь загадками. Лично я видел лишь, как юная особа виртуозно обвела мужика вокруг пальца.
— А ведь и вправду похоже!
Наутро Сенедра пулей вылетела из постели и стремглав понеслась наверх, на палубу. Обеспокоенный Гарион последовал за нею.
— Прости, — сказала она Полгаре, которая почему-то перегнулась через перила.
Затем Сенедра встала рядышком с бессмертной женщиной, и некоторое время их обеих дружно тошнило.
— И ты тоже? — слабо улыбнулась Сенедра.
Полгара отерла губы платком и кивнула.
Потом они кинулись друг к другу в объятия и принялись звонко хохотать.
— Что с ними стряслось? — спросил Гарион у Полидры, которая тоже поднялась на палубу, сопровождаемая вездесущим волчонком. — Ни одна из них не страдала прежде морской болезнью.
— Это не морская болезнь, Гарион, — таинственно улыбнулась Полидра.
— Но почему они тогда…
— С ними все в порядке, Гарион. Они обе здоровее, чем ты думаешь. Иди вниз, в каюту, а я за ними пригляжу.
Гарион спросонья плохо соображал, поэтому смысл происшедшего дошел до него, лишь когда он спустился до половины лестницы, ведущей вниз. Он чуть было не споткнулся.
— Так Сенедра?.. — воскликнул он. — И тетушка Пол?!
Гарион громко расхохотался.
Появление Мандореллена, непобедимого барона Во-Мандора, при дворе короля Ольдорина лишило всех дара речи. Ввиду оторванности Перивора от внешнего мира слава о подвигах Мандореллена не достигла здешних мест, но само присутствие этого благородного и величественного человека заставило придворных оцепенеть. Мандореллен был мимбрийцем до мозга костей — этого не заметил бы разве что слепой.
Гарион и Закет, вновь облачившись в доспехи, приблизились к трону, сопровождаемые ослепительным рыцарем.
— Ваше величество, — с поклоном начал Гарион, — я сверх меры счастлив объявить вам о том, что подвиг наш благополучно и счастливо завершился. Чудовище, отравлявшее смрадным своим дыханием ваш благословенный остров, мертво, а зло, царствовавшее в мире, навек повержено. Судьба, порой щедро осыпающая милостями своих баловней, вновь соединила меня и спутников моих с друзьями, которых и имею честь ныне вам представить. Зная, что именно будет для вас важнейшим, да и приятнейшим, спешу первым представить вам могучего воителя из далекой Арендии, который удостоился чести стоять по правую руку от короля Кородуллина, и рыцарь сей, в свою очередь, без сомнения счастлив будет принять вновь обретенных соотечественников в свои объятия. Итак, ваше величество, имею честь представить вам Мандореллена, барона Во-Мандора, самого могучего из всех земных рыцарей.
— Да ты делаешь успехи! — тихонько сказал Закет.
— Вот что значит практика, — небрежно ответил Гарион.
— Великий король, — заговорил Мандореллен звучным голосом, — счастлив приветствовать вас и всех ваших придворных, коих смею считать родными мне по крови. Полагаю, имею как честь, так и полное право тепло приветствовать вас от имени их величеств, короля Кородуллина и королевы Майясераны, монархов, правящих ныне славной Арендией, ибо не сомневаюсь, что, как только ворочусь я в пределы Во-Мимбра и поведаю им, что те, кого почитали они потерянными безвозвратно, нашлись и пребывают в добром здравии, очи их величеств переполнятся слезами горячей благодарности Небесам, и они мысленно обнимут вас как брата, а если будет на то воля великого Чолдана, я ворочусь вскоре в ваш славный град с грамотой от них, полной заверений в самой искренней любви, кои, по моему разумению, явятся вернейшим залогом скорейшего воссоединения двух ветвей арендийского народа, разлученных судьбой, но родных по крови и духу.
— Подумать только, он умудрился запихнуть все это в одно-единственное предложение! — пробормотал потрясенный до глубины души Закет.