Аркадий Застырец - Кровь и свет Галагара
— Кто ты и как здесь очутился? — спросил Ур Фта, даже не подумав о том, что первый встречный в краю, удаленном от Айзура на тысячу атроров, скорее всего ни слова не понимает по-цлиянски.
Но удивительный старик, сверкнув из-под густых бровей голубыми глазами, ответил ему на чистейшем цлиянском наречии:
— Я — бродячий певец, и только. Исходил весь Галагар, и вот пришел сюда, сам не знаю зачем. Впрочем, если есть у тебя, чем заплатить, спою тебе об этих местах по-цлиянски.
Ур Фта кивнул, не раздумывая, и старик, поставив на колено свой удивительный инструмент, украшенный посеребренным навершием в виде сужичьей головы, принялся перебирать бессчетные струны. Затем прервал чудесный звон, наполнивший утренний воздух, тряхнул сединой и, ударив по струнам с новой силой, запел низким красивым голосом:
В болото Золотистое, в сверкание лучистое,
Скрипя подпругой кожаной, оружием звеня,
Умчалось войско Астола, неистовое, быстрое,
И мгла его окутала, ни звука, ни огня.
Но лишь туман уляжется, мерещится и кажется
Охотнику и страннику, спустившемуся с гор,
Такое, что не каждый и порассказать отважится,
И берега Зилабилы нехожены с тех пор.
А над болотом сужица, внушая ужас, кружится,
И заросли сабирника тревожно шелестят,
И кочки разъезжаются, и маленькая лужица
Трясиною становится, глотая все подряд.
А ночью тьма холодная, безлунная, бесплодная
Над смоляным течением Зилабилы стоит.
И только войско Астола, хмельное и свободное,
Как облака, бесплотное, полет во тьме таит.
Сынов седого Нидема, их видимо-невидимо:
Кривой Фирфас, отважный Шиф, Куор и Алагам…
Уверенность в их гибели их, верно бы, обидела —
О битве грезят витязи, войной грозя врагам!
Не прячут лица гордые, неумолимо твердые
Чернявый Кэх, свирепый Нор и Дацар молодой…
Рассерженные шпорами, гаварды тонкомордые
Рычат и вдаль уносят их неровной чередой.
И новобранцы бравые, и ратники кровавые,
Цахет, Интар, горбатый Шалк и долговязый Ксах —
Проносятся суровые, всегда во гневе правые,
И вспыхивают сполохи на шлемах и щитах.
Мечи вздымают воины, а лезвия раздвоены,
Плащи их вьются по ветру, и тетивы гудят.
А на доспехах вмятины и рваные пробоины,
Но и смертельно раненым дороги нет назад.
Их топоры, как месяцы, так изнутри и светятся
И молниями бесятся в приученных руках…
А на заре по лестнице, что будто с неба свесится,
Восходит войско Астола, теряясь в облаках.
И путник огорошенный подымет посох брошенный,
Глаза протрет и вперит их в безлюдие окрест,
Окинет дол некошеный иль снегом запорошенный,
Подумает, поежится и прочь из этих мест.
Певец умолк, последний раз пробежал пальцами по струнам и протянул руку.
— Вот тебе «Песнь о войске Астола». А теперь заплати, как обещал, Властелин Галагара, прекрасный и щедрорукий!
Пока звучала песня, перед Ур Фтой как будто еще раз пронеслось все, что он только что видел собственными глазами. Когда же он вдруг разглядел перед собой протянутую руку и услышал слова старика, так же, как давеча Трацар, назвавшего Ур Фту Властелином Галагара, то растерялся от неожиданности и поступил как нельзя лучше. Просто взял и положил старику в ладонь один из альдитурдов.
И опять окаменел и раскололся воздух на тысячи бликов и нитей, опять Ур Фта сомкнул от яркого света глаза. А когда он открыл их, то увидал, что стоит посреди большой площади, заполненной торгующими, поющими, кричащими и просто снующими в разные стороны агарами обоего пола. На них были причудливые одежды, и говорили они по-меридски.
Ур Фта, которого в детстве обучали и этому наречию, помнил несколько дюжин меридских слов и, тронув за рукав какого-то молодца с тонкими усами и бородкой, заплетенными в одну косицу, свисавшую до пояса, учтиво осведомился:
— Не скажешь ли, честной агар, этот город — Лифаст?
— Лифаст, Лифаст, — закивал тот в ответ и расплылся в улыбке, открыв ряд прямых красивых зубов, сверкающих ярко-синим лаком.
— А не укажешь ли мне дорогу к царскому дворцу?
— Нет ничего проще, дорогой чужестранец! — воскликнул учтивый мерид, бережно подхватив под руку, вывел Ур Фту с площади и указал на красно-желтый купол, возвышавшийся в конце широкой улицы, густо засаженной по краям вековыми габалями.
Ур Фта, припомнив, вымолвил несколько слов, выражающих благодарность, и бодрым шагом устремился во дворец. Пройдя пару уктасов, он вдруг уловил тончайший, ни с чем не сравнимый запах, вгляделся в голые ветви, тянувшиеся к нему с обеих сторон, и увидал на них крупные розоватые почки. Кончалась зима в Галагаре, и краткая буря весенней истомы уже завязалась на светлом его пороге.
Слегка опьяненный неожиданным этим открытием, Ур Фта взбежал по лестнице, широкой и плавной, сооруженной из литых железных плит с превосходным узором, миновал высокие, распахнутые настежь двери, подивившись отсутствию стражи, и очутился в прямой как стрела галерее. Ее сверкающий свод опирался на резные столбы из полупрозрачного желтого камня, похожего на степной афат. Здесь каждый шаг рождал многократное эхо, и вскоре с другого конца галереи навстречь Ур Фте устремился некто в свободных, светлых, развевающихся на ходу одеждах.
Сблизившись с незнакомцем, Ур Фта вгляделся в его лицо, обрамленное красно-желтою тканью удивительного головного убора, и не мог удержаться от приветливой улыбки. Высокий морщинистый лоб, лукавый взгляд узких темно-габалевых глаз, массивный гладкий нос, нависший над толстыми губами, подобно спелому клубню реллихирда, и мягкий полукруг рыжеватой коротко подстриженной бородки — короче говоря, все до малейшей черточки в облике незнакомца светилось бесконечной добротой и заведомой расположенностью ко всему Галагару.
Стоило ему, ни слова не говоря, широко развести свои руки, утопавшие в громадных облакоподобных рукавах, — и Ур Фта, не раздумывая, сделал то же самое. Они заключили друг друга в объятья, и незнакомец заговорил голосом веселым и твердым:
— Жаль, не успел тебя встретить у входа. Ты очень похож на своего отца, да упокоится он в водах Безмолвного Океана!
По этим словам Ур Фта сразу же догадался, что перед ним не кто иной, как сам Властелин Восточного Края, сын Нотроца Справедливого и добросовестный преемник его славных дел Астлах Добротворный, о встрече с коим, единственной, но знаменательной, не однажды рассказывал ему отец.
— Ты ведь у нас впервые, — вновь заговорил Астлах, приглашая своего гостя пройти в другой конец галереи. — Не видал еще озера Ях?
