Андрей Петерсон - Почему я не люблю дождь
– Осси, пойдем, – позвал хилависта, – и не дожидаясь ответа покатил к двери, которая уже распахивалась ему навстречу – умел он это, чего говорить…
– До вечера, минсир, – леди Кай склонила голову и поспешила за хилавистой, который уже скрылся за углом и вовсю пылил по коридору…
Лестница, галерея, малый зал, еще один переход – на этот раз уже в главную башню, и вот уже Ташур запрыгал по широким ступеням, скатываясь вниз – в парадный зал, к огромному – во всю стену – зеркалу. Почти пришли.
«Странный он какой-то», – заметила Хода.
«Кто странный?»
«Хилависта, кто ж еще! Сам на себя не похож. Тихий больно. Просто не узнать героя нашего. Вроде, радоваться должен: все позади, все живы-здоровы, до дома добрались наконец, а он – мрачнее тучи».
«Устал, может? – предположила Осси. – У меня, вот, тоже радоваться сил нет. Их вообще уже нет».
Она не врала и не лукавила. Сил и вправду не было. И не то, что на радость, а, вообще, ни на что. Совершенно она выжатая была и опустошенная. В общем, нерадостно, как-то все было. Просто депресуха какая-то накатывала напополам с апатией.
«Устал, говоришь? – протянула Хода. – Не знаю… Может и устал, конечно, но не настолько же, чтоб похамить да побухтеть сил не было…»
«Ну мало ли», – Осси пожала плечами и, спустившись с последней ступеньки широкой и белоснежной, как застывший водопад лестницы, вступила в парадный зал Эрш Раффара.
А хилависта уже у зеркала замер в ожидании. Молча стоял, тихо и терпеливо ждал, пока леди Кай подойдет.
– Ну, что? Готова?
Осси кивнула.
– Ну и чудненько… Пойдем. И не бойся ничего – никто тебя там не тронет. Ты главное мечом своим не размахивай.
– Не буду, – кивнула Осси. – Ни мечом, и ни чем другим.
– Вот и хорошо. И тогда все обойдется… Ну, пойдем, что ли?
– Пойдем, – согласилась Осси, но Ташур с места не двинулся.
– Подожди…
Осси оторвалась от своего отражения в зеркале и опустила взгляд вниз – на хилависту:
– Чего?
Он смотрел на нее своими широко распахнутыми голубыми глазищами и вид у него, ну прямо, как у щенка был – трогательный и совершенно несчастный.
– Чего? – повторила Осси.
– Знаешь… Я не говорил тебе… Но ты – хороший друг. Настоящий… И мне с тобой хорошо было… Честно, – видно было, что тяжело ему говорить: и ком у него в горле стоял, и глаза его набухали, наполняясь слезами…
И на щенка он похож больше не был. Скорее на маленького и очень обиженного ребенка. Да и был он, по сути своей, таким ребенком, не смотря ни на что: ни на магию свою, запредельную и никому не понятную, ни на характер свой капризный и вздорный. Маленьким и очень одиноким ребенком.
– Ну, ладно тебе… Чего ты… Перестань… – Осси с трудом слова находила. Она, вообще, утешать и успокаивать не очень умела, а тут ее саму впору уже было по головке гладить и что-нибудь ласковое при этом приговаривать… – Перестань. Все ведь хорошо. Мы же не навсегда расстаемся. Увидимся еще… Чего ты…
– Я просто хотел, чтобы ты знала… – шмыгнул носом хилависта. – А то, что увидимся еще… Конечно увидимся… – и огромная, наверное, с яблоко – не меньше – слеза скатилась по серой его щеке. – Непременно.
– Ну, перестань! – Осси и сама уже расплакаться готова была, до того неожиданным для нее такое выступление оказалось. Хотя, чего говорить – она и сама к нему привязалась уже, не смотря ни на что.
– Все, – Ташур громко шмыгнул носом и улыбнулся. Точнее – попытался улыбнуться. – Перестал… Не обращай внимания. Все хорошо.
– Хорошо, – согласилась Осси. – Все, действительно хорошо, – и тоже улыбнулась в ответ. – Ну, что? Идем?
– Идем. Я первый, ты – за мной.
– Давай.
И Ташур мягко и тихо, как нож в масло скользнул в зеркало. Оно будто расступилось, пропуская его, а потом обратно сомкнулось. Только волна круговая по нему пробежала – как от камня на воде, но всего лишь одна и совершенно беззвучно. Ни всплеска и ничего вообще.
Леди Кай стояла и смотрела в зеркало, только что поглотившее хилависту и собиралась с духом. Не очень-то ей хотелось снова в эту кисельно-лиловую хмарь нырять.
– Ну? – Из зеркала вынырнула голова Ташура. Да не вся – не целиком, – а только часть. Меньше половины. Выглядело это совершенно нелепо и жутковато, если честно: будто у зеркала вдруг лицо где-то на уровне пола нарисовалось. – Ты идешь, или что?
– Иду, – вздохнула Осси. – Иду.
Голова скрылась, а леди Кай вытянула вперед руку, коснулась ледяной поверхности стекла и сделала первый шаг.
На этот раз все по-другому было. То есть холод остался и никуда не делся, да и хмарь кисельная тоже присутствовала, а вот путешествие само много времени не заняло. Один шаг – и все. Леди Кай стояла в знакомом полумраке густых лиловых сумерек посреди зеркально отраженного парадного зала Эрш Раффара.
И почти все здесь было по-старому: также точно густой непроглядной тьмой были укрыты углы, также пусто было и также тихо, и также, как прежде, сверкало сказочным светом витражное стекло на лестнице…
Новым же было то, что зеркало за ее спиной не слепило как раньше бледно-розовой мутью, а осталось почему-то прозрачным, хотя и сильно затемненным. А еще – она была не одна, а с хилавистой.
Да, и чтобы не забыть: с паркетом и со всем остальным в зале все в порядке было – будто и не прорастали прямо из пола и стен корни-щупальца, и не метались тут разъяренными птицами разбуженные сомборы.
Тишь и гладь, что называется.
Мертвая давящая на уши тишина, и мирный, сильно сдобренный сумерками покой.
Мечта мертвеца…
– Ну, вот, ты и дома, – улыбнулась Осси. – Закончилось наше путешествие.
– Закончилось, – вздохнул хилависта. – Почти…
– Почему почти?
– Почему? – Хилависта шмыгнул носом и отвел глаза. – Подожди. Я сейчас… – С этими словами он быстро скользнул в сторону и, мигом проскочив зеркало, снова оказался на той стороне.
– Куда ты?
– Прости меня…
С жутким грохотом и звоном, будто молния в него попала, парадное зеркало Абатемаро разлетелось на тысячи… сотни тысяч осколков, которые медленно кружась, словно вспугнутые осенние листья, разлетались в разные стороны.
– Прости… – Ташур стоял на той… на правильной стороне, отгороженный от леди Кай тускнеющим прямо на глазах провалом разбитого зеркала.
– Прости, я не мог иначе…
Осси протянула руку, коснувшись затягивающейся раны в стене, в том месте, где раньше сверкал своим зеркальным великолепием вход в иностороннюю обитель, но рука ее встретила лишь теплый шершавый камень. Равнодушный и безмолвный, как все камни в этом мире.
