Вадим Кондратьев - Извек
— Алибек ви-дел… на берегу… хан не поверил, был злой, ска-зал… пусть поймает или сикир башка… десятка следопытов…
Он не договорил. Снова оказавшись в воздухе, беспомощно взвыл, и в следующий миг закувыркался по земле. Извек вытер руку о штаны. Скачка продолжилась.
Небо на восходе чуть заметно посветлело и отделилось от чёрного окоёма. Скоро гладь воды начало заволакивать туманом. Ночная прохлада постепенно отрезвила горячую голову и Сотник заставил коня сбавить ход, мрачно всматриваясь в изгибы реки. Чувствовал, что проскакал немало и Алибек с ловцами могут оказаться за ближайшим поворотом. Опыт подсказывал, что степняки не уйдут далеко от берега. Кто же упустит случай спокойно выспаться, обезопасив себя с трёх сторон широким руслом. Дозорных скорее всего двое: один выше, другой ниже по течению. Не нарваться бы с голыми руками, хотя…
…Дюжина копыт взбивала песок у самой кромки воды. Мокша, уже помянув Ящерово племя до седьмого колена, скакал смурной, как осенний вечер. Изредка оглядывался на невозмутимых друзей, будто опасаясь, что отстанут. Пока река заламывала изгибы, оба держались позади балагура, но едва полоса песка выровнялась, Эрзя с Ергой помчались стремя в стремя с Мокшей. До боли в глазах всматривались в вперёд, надеясь разглядеть конную фигуру Сотника. Вместо него скоро заметили с десяток пеших. Степняки, увидав несущихся по песку дружинников, не раздумывая, бросились в реку.
— Ага-а! — рявкнул Мокша. — Старые знакомые! Что хлопцы, не спится?
В ответ донёсся только суматошный плеск воды. Через пару сотен шагов, впереди обозначилась ещё одна тень. Пошатываясь, как пьяный, степняк брёл навстречу и, казалось, не замечал приближения дружинников. В последнее мгновение, расслышав топот копыт, остановился, поднял голову и… снова взлетел в воздух. Вой ужаса застрял в горле, когда на фоне прыгающих звёзд, в призрачном лунном свете, возникла физиономия Мокши.
— Гуляем? — проревел балагур. — Всадника видел?
Пойманный за грудки кочевник болтал в воздухе конечностями, беззвучно хлопал ртом и в ужасе косил глаза на проносящийся под ним песок. Мокша оглянулся на друзей.
— Молчит как рыба об лёд!
— Ну и брось, не мучай! — великодушно откликнулся Эрзя.
Балагур последовал совету. Степняк соколом взмыл над берегом и, пролетев с десяток саженей, подбитым лебедем свалился в речную гладь. Вслед удаляющемуся топоту, по реке заскользили круги…
Скачка продолжалась, пока небо не начало светлеть. Мокша заметил как с морды коня сорвался клочок пены, выругался.
— Всё, пандя! Ещё немного и коней загубим!
Все трое придержали повод. Эрзя перевёл дух, безнадёжно махнул рукой.
— Не догоним, всё бестолку.
— Да разве за этим черноухим поспеешь. — обиженно пророкотал Ерга. — За ним и на бабкиной метле не угонишься.
Кони, тяжело дыша, двинулись шагом, жадно поглядывали на воду, но шпоры всадников пока не давали остановиться. Наконец, когда коняги немного остыли, дружинники устроили водопой. Сами разминали поясницы и плечи, вглядываясь в убегающую полоску берега. Когда вновь запрыгнули в сёдла, из-за окоёма поползло посвежевшее за ночь солнце.
— Ну, двинули! — хмуро скомандовал Мокша. — Авось боги пособят…
За очередным поворотом углядели заросли ивняка. Песок исчезал под гущей ветвей, свисающей до самой воды. Всадники двинули вверх по склону. Объехав препятствие, вновь свернули к реке, но едва из-за пригорка показалось русло реки, Ерга осадил своего гнедого.
— Жив.
— Кто? — не понял Мокша, но проследив за жестом спутников, умолк.
Внизу, у воды темнели три фигуры. Две — человеческих, замерли не размыкая объятий. Третья — конская, топталась рядом, делая вид, что пасётся и ничего не видит.
— Э-эх, други, — ощерился Мокша. — И тут мы опоздали.
— Ну что, может подождём? — сощурился Эрзя.
Мокша с сомнением качнул головой. Покусал сивый ус, качнул ещё.
— Как же, дождёшься их. Когда-то теперь наобнимаются. Потом, опять же, поцеловаться надоть, а там ещё и чешую возьмутся соскребать, от тины прополаскивать…
— Ага, — поддакнул Эрзя. — Тады поехали на пригорок, костёрчик запалим, пожрякать состряпаем, а там, когда молодые придут, мирком и за свадебку.
Мокша опасливо покосился на берег, скорчил знающую мину и убеждённо заключил:
— Ежели будем ждать молодых, то боюсь с голоду передохнем, кому тогда Русь защищать. Может свистнуть?
— Свисти! — кивнул Эрзя.
Чуткий Ворон до свиста заметил на пригорке троих всадников и, робко приблизившись к хозяину, ткнулся мордой в спину…
…К стоянке подъехали вечером. После того, как Мокша поведал Русалке всех присутствующих, с радостью уселись ужинать. И Дарька, и дружинники с Микишкой изо всех сил старались не смущать Лельку любопытными взглядами, но глаза сами собой норовили вытаращиться на невиданное чудо. Не мудрено, живая русалка, в двух шагах, избранницей одного из них…
Мокша улучив момент, подмигнул Эрзе, кивнул головой на Извека с Лелькой и с гордостью показал большой палец, мол, так-то, знай наших, настоящую русалку, для своего невестой везём. Эрзя пожал плечами, как о само собой разумеющемся, но глаза таращил не меньше всех. Тем временем, Дарька пошушукалась с Ревякой и, дабы отвлечь внимание от смущённой девчушки, запела. Подождав конца зачина, Ревяк подхватил песню вторым голосом и все, внимая им, затаили дыхание. Старая кощуна выходила на диво душевно, сопровождаемая потрескиванием костра и криками ночных птиц. Русалка, давно не слышавшая людских песен, замерла, с широко раскрытыми глазами, губы вторили словам припева, по щекам пролегли две мокрые дорожки.
Сотник, не сводивший с неё восхищённого взгляда, внезапно изменился в лице. В голове искрой промелькнула догадка. Вспомнился подарок рыжеволосого незнакомца, что встретился на берегу моря. Припомнил и сказ о выполнении желания. Украдкой, не заметил бы кто, дрожащей рукой содрал с пояса кошель, кое-как распустил шнурок… Неужели его счастье — всего лишь волшебство, смятённо подумал он. Неужели достаточно было воспользоваться подарком рыжеволосого?! Нащупав пальцами бусину, с замирающим сердцем повернул руку и… облегчённо вздохнул: жемчужина белела молочным боком. Тут же бросив её обратно, спешно вернул кошель на пояс. Заметив на себе взгляды друзей, дождался конца кощуны и, как ни в чём ни бывало, заговорил:
— Есть доброе дело, гои! Надо бы в края Микишки съездить, да недельку другую по тамошним лесам пошастать. Токмо ватажку стоит собрать поболе. Сотни две-три.
— Что за дело? — оживился Эрзя. — Башки кому-нибудь посшибать, али леших из берлог выкуривать? Ежели леших, то я не поеду. Пущай Рахта с Сухматом управляются.
