Вера Камша - От войны до войны
Да, Альдо – последний из Раканов, «Первородный», как говорят правнуки Кабиоховы, но таковыми были и его отец, и дед, и прадед. А Франциск Оллар был никем, но сумел победить…
– А сейчас нам нужно решать, ехать в Алат или нет, – Робер предпочел вернуться к более понятным вещам. – Ты, как я понимаю, не хочешь?
– Не хочу. Уехать – значит струсить. Эсперадор вздумал мириться с Дораком, и нас вышвыривают в провинцию, чтобы не мешали!
Вот это новость! Святой Престол признает олларианцев?! Быть не может!
– С чего ты взял?
– У меня есть свои источники, – Альдо одновременно злился и наслаждался своей осведомленностью, – епископ Оноре выехал на переговоры с Квентином Дораком. И в то же время Альберт Алати вспомнил о сестре. Сложи «два» и «два» и ты поймешь, что нас выпроваживают.
Если это и в самом деле так, то сюзерен прав, но уж больно это не похоже на эсператистов.
– Ты говорил с Енниолем?
– Нет, и вообще слухи о мудрости рыжих преувеличены. С Кагетой они промахнулись, а о переговорах и вовсе ничего не знают. У них есть золото, но этого мало, чтобы играть коронами. Торгаши это только торгаши… Они хотят, чтобы мы уехали.
Эти «торгаши» чуют ту же опасность, что крысы и кони, но Альдо не суеверен. Робер тоже был не суеверен. До Кагеты и своей болезни… Робер Эпинэ внимательно посмотрел на принца Ракана:
– Делай как хочешь, но Агарис – болото. Сюда попадают и здесь увязают… Алат хотя бы граничит с Талигом. Если мы окажемся там, за нами поедут только те, кто готов драться, а не шипеть по углам.
– Ты прав, – принц задумчиво нахмурил брови, – об этом я не подумал. Мне дедовы приятели не нравятся – крику много, а шерсти никакой. Зато когда мы победим, они первыми с мешками прибегут.
«Когда мы победим»… Альдо верит в свою звезду… А почему бы ему не верить? Он еще не имел дела ни с Дораком, ни с Вороном.
– Если мы переедем в Алат, я проберусь в Эпинэ и посмотрю, что мы можем сделать. Гайифцы вечно ошибаются, потому что ни Леворукого не понимают в талигойских делах.
Гайифцы не понимают, это так, но Альдо с Матильдой понимают еще меньше. Сюзерен любит свою выдумку, рыцарскую сказку, он не видел войны, не отличит бергера[40] от жителя предгорий, а кэналлийца – от марикьяра, Олларию называет Кабитэлой и судит о стране, которой собрался править, по гравюрам и чужим рассказам. Сможет ли он принять и полюбить настоящий Талиг?
– Мы поедем вместе! – Мысль о поездке в Эпинэ полностью завладела Альдо, в мгновение ока превратив «умудренного жизнью политика» в желторотого унара. – К осени мы будем в Талигойе!
– Посмотрим. – Воистину нет фразы более пустой и значительной… От нее за хорну несет Хогбердом. – Сначала надо добраться до Алата.
Как же, разбежались… Иноходец с трудом сдержал усмешку, вспомнив, как отец и Эгмонт упрекали его в горячности и неосторожности, а теперь с высоты прожитых лет начинает брюзжать на других.
– Доберемся… Только о наших планах не должен никто знать – ни Матильда, ни рыжие… О Робер! Ты меня не выручишь? Предупреди Мэллит, что я не приду.
– Во имя Астрапа… С ума сошел?
– Во имя кого? – Альдо с недоумением уставился на друга.
И в самом деле, во имя кого? Откуда к нему привязался этот Астрап? Кто он такой? Это как-то связано с магией гоганов, но знают ли они сами это имя?
– Так говорят, – туманно пояснил Робер, – что я должен сделать?
– Сходить в «Стрижа» и дождаться Мэллит… Как-то нехорошо, когда она целую ночь сидит и ждет.
– Ты не пойдешь к ней? Почему?!
– Ты бы тоже не пошел, если бы знал, что это за счастье, – нахмурился Альдо, – нет, она, конечно, хорошенькая, но легче мешки таскать, чем с ней разговаривать… Уж слишком она серьезная, и еще этот ее говор. Я с ней как по иголкам хожу.
– Она тебя любит. – Проклятье, зачем он это сказал?!
– Да знаю я, – буркнул Альдо, – в том-то и беда. Жениться на ней я не могу и не хочу. Сам понимаешь, Ракан не может жениться на ком попало, а любовница – это удовольствие, а не камень на шее.
Какой дурак, какой неописуемый, невозможный дурак!..
– Пойми, – сюзерен казался искренне расстроенным, – она славная девочка, и она не прочь, очень даже не прочь… Но что я с ней потом делать буду? Она же ничего не поймет, и потом, она все-таки гоганни.
Да хоть мориска, хоть бакранка, Мэллит это Мэллит! Вот так и швыряются сокровищами, за которые не жалко ни жизнь отдать, ни душу.
– С Кларой просто, – Альдо явно потянуло поболтать о своих любовных делах, – и учить ее ничему не нужно. Я – не шад, без шестнадцатилетних девственниц обойдусь, и вообще нет ничего лучше разумной вдовы…
Значит, Клара не просто вдова, она разумная вдова. Изумительно!
– Как знаешь, – Робер постарался быть как можно равнодушнее, – я схожу. Нам есть о чем поговорить.
– Спасибо, – улыбнулся принц, – выручил… А всякой гоганской мути девчонка знает уйму. И потом она тебе доверяет…
Мэллит ему доверяет, он добился хотя бы этого, и будь он проклят, если обманет это доверие.
– Робер, ты дочерей Эгмонта Окделла видел?
– Нет… Я в Надоре не был ни разу. Сын Эгмонта – одно лицо с отцом, может, и девочки тоже, а что ты о них вспомнил?
– Да так, к слову, – улыбнулся Альдо, – считают, что я должен жениться на девице Окделл.
– Зеленоглазый и все кошки его! Ты обручен с дочерью Эгмонта? С которой?
– Со старшей, наверное… А их сколько?
– Три… Какого змея ты молчал?!
– Я думал, ты знаешь… Это еще до восстания придумали… Я и забыл совсем, но Хогберд позавчера напомнил – ему вдова Эгмонта написала.
– А ты?
– А что я? Пока я жениться не собираюсь, а там – посмотрим. Королю лучше жениться на принцессе, а не на подданной.
Королю, герцогу, купцу, крестьянину лучше жениться по любви, и гори все закатным пламенем, но Альдо этого не понимает, и это его счастье. Или несчастье.
2Хозяин гостиницы был учтив, но глаза его были грязными. Он знал, что перед ним не мужчина, но молчал, и молчание его было куплено.
Мэллит едва удержалась от того, чтобы поправить шляпу, она не совершила ошибок, но те, кто держат гостиницы и харчевни, мудры и не только смотрят, но и видят. Любимый не умеет скрывать своих чувств, то, что начертано в его сердце, можно прочесть на его лице. Первородный любит недостойную, а торгаш думает о своей выгоде.
– Молодой господин наверху. Он ждет свое вино. – В голосе трактирщика была та же грязь, что и в глазах, но что с того? Любимый здесь, он ждет ее, но она ему скажет, что для радости встреч надо избрать другой дом.
