Алексей Алешко - Гремлин. Первый шаг (СИ)
Это было самое тяжелое и самое приятное путешествие в моей жизни. Путешествие подарившее мне Кристин. Мы вспоминали не голод и стертые до крови ноги, не адский холод и не тряску в полуразложившихся старых грузовиках. Мы вспоминали сарайчик на окраине Хех-Узуура в котором обрели друг друга. Вспоминали старушку Мурси, которая каждый день принося нам еду смешно цокала языком, качала головой и повторяла — ай-залуучуудын, ай-залуучуудын[5]. Кристин же, каждый раз сдерживая смех, вежливо отвечала — баярлалаа эмээ, баярлалаа[6]. А старушка лишь качала головой и по-прежнему бубня — ай-залуучуудын, ай-залуучуудын, уходила плотно прикрыв за собой двери и заперев их на старый навесной замок.
Мы с ней потом не один раз вспоминали добрым словом без вопросов приютившую нас бабушку. Вспоминали и дотошных китайских полицейских подаривших нам этот месяц в старом сарайчике на окраине Богом забытого поселка. И еще долго подтрунивали над Мехди — князь[7] гневается! И смеялись вспоминая, как он оглашал проклятиями на всех известных ему языках воды озера Зайсан когда увидел нас взявшихся за руки. А мы стояли словно провинившиеся школьники и, пряча улыбку, лишь крепче держались друг за друга словно подчеркивая: не отпущу и не отдам.
Потом, всю дорогу до аэропорта в Жангизтобе, Мехди молча рулил никак не реагируя на наши вопросы, да мы и сами не стремились ничего говорить. Просто продолжали держаться за руки. И только после взлета, когда частный самолет взял курс на Ларнаку, выдохнули и поцеловались. Мехди посмотрел на нас исподлобья, буркнул свое «Баги-даги», потом улыбнулся — Хуч-фу саттахре[8] — махнул рукой и обнял нас.
Потом мы смеялись, пили шампанское, рассказывали о своих похождениях, а самолет нас нес из одного приключения к другому. Из одного к другому. Вместе до конца. До конца жизни и до конца памяти. Памяти о нас. Памяти о ней.
Воспоминания прервал рев сирен.
— А вот и приехали. — Сказал я вслух и усмехнулся.
Визжа покрышками и завывая сиренами под окна отеля влетели, резко паркуясь, сразу три машины местной полиции. Следом за ними еще две черные BMW без опознавательных знаков. И сразу еще одна с красными, посольскими номерами. Потом подлетел старенький Ford и, чуть не ударив его, шикарный черный Mercedes тоже с посольскими номерами. Отовсюду выскакивали люди, что-то кричали друг на друга, размахивали руками, а я уже слышал топот на лестнице. Это за мной. Одни бегут, вторые, на улице, уже делят. Цирк! Мне стало легко, беззаботно и вдруг захотелось покуражиться. А что? — Все равно помирать! Я вскочил с подоконника, легко завалил массивный шкаф блокируя дверь, потом открыл окно и уселся свесив ноги наружу. Заметили меня сразу, закричали тыкая пальцами.
— Не меня потеряли, девочки! — Заорал я на русском и демонстративно присосался к бутылке опасно наклоняясь вперед. — Что, мля! Забегали, суки! — Я дико заржал наблюдая образовавшуюся внизу суету.
— Юра! Успокойся! — Донесся снизу отдаленно знакомый голос.
— Да я спокоен как танк! — Проорал я в ответ, глотком допил бутылку и запустил её на голос. Бутылка влетела в лобовое стекло того самого красивого Mercedes-а. И отлетела в толпу не оставив на нем ни малейшего следа. Бронированный, сука. — Подумал я. Это меня разозлило и вскочив на подоконник я заорал раскачиваясь и все больше и больше теряя над собой контроль:
Я ненавижу этот мир,
За всю его несправедливость.
Я ненавижу эту жизнь,
Мораль, что создает гадливость!
Я ненавижу свет и тень,
Что не дают определиться.
Я ненавижу ночь и день,
За то, что днем и ночью сниться!
Снизу что-то кричали, размахивали руками, в дверь ломились, но я продолжал орать ничего не видя перед собой сквозь сплошную пелену слез:
Что бога нет — легко понять,
Тому, кто сам себя не знает.
Тому, кто вынужден скрывать,
Зачем все это защищает.
Зачем он держится за жизнь?
Зачем над будущим трясется?
Зачем — отчаянье! зачем?!
В груди его в испуге бьется!
— Юра! Успокойся! — Очень громко, наверное в мегафон, закричал кто-то снизу перебивая меня.
— Кристи-ин! За что они тебя убили! — Взревел я.
— Никто её не убивал! — Проорал в ответ тот же голос.
— Да пошел ты на х… — Закончить я не успел, острая боль в затылке отправила в темноту.
Глава 5
Har ghadi badal rahi hai roop zindagi,
Chhaaon hai kabhi kabhi hai dhoop zindagi.
Har pal yahan jeebhar jiyo,
Jo hai sama kal ho naa ho.
Кто-то пел. Я с трудом открыл глаза, но это не помогло — вокруг была кромешная темнота. Или я ослеп? — подумал я. Страха не было. В голове что-то щелкнуло и я с удивлением опознал в звуках песни язык — хинди. Абракадабра звуков немедленно преобразовалась в понятный текст:
Все время меняется облик жизни.
Иногда она тень, иногда жизнь — солнечный свет.
Каждое мгновение живи в полную силу.
Время которое есть сейчас,
Может не быть завтра.
Того, кто любит тебя всем сердцем,
Встретить трудно.
Если есть кто-то такой где-то,
То он красивей всех.
Держи его за руку.
Такого доброго завтра может не быть рядом.
Я попробовал пошевелиться — не получилось, все тело было надежно зафиксировано на какой-то жесткой поверхности.
— О-у! Йиурий! Проснулся! — Радостно закричал голос на русском.
— Мех? — С трудом прохрипел я не узнавая собственного голоса.
— А ты предпочел бы услышать кого-нибудь другого? — Ехидно поинтересовался он и мне показалось, что в помещении стало чуть светлее. Я по прежнему ничего не видел, но абсолютная темнота как бы сгладилась став немного серее.
— Кристин! — Рванулся я. — Они убили Кристин!
— Не дергайся! — Прикрикнул на меня голос Мехди. — Жива твоя Кристин.
— Кристин! — Заорал я снова стараясь вырваться.
— Кому сказал, не дергайся! — Разозлился голос. — Лежи, не крутись, пока зрение не восстановиться я тебя все равно не отпущу.
— Что здесь происходит?! Где я? Ты кто? — Посыпались из меня вопросы. Голос засмеялся.
— Ну вот, сперва узнал, потом засомневался. Йуриий и его знаменитая паранойя во всей красе! Мехди я, Мехди. Вернее Тень, от доброго дядюшки Мехди давно ничего не осталось.
— Где я? — Снова спросил я успокаиваясь.
— Важнее не где, а когда. — Сказал на английском мой собеседник голосом Лоуренса Фишборна.
