Татьяна Турве - Если ты индиго
— Вот, полюбуйся! Второй телефон!..
Из гостиной выглянул папа, при первом же взгляде на его вытянувшееся лицо Яна испугалась до обмирания внутри, что он сейчас тоже начнет ее распекать. (Или еще того хуже, будет стоять вот так, не говоря ни слова, и устало смотреть, как на безнадежный случай…) Потому в мгновение ока ощетинилась — даже волосы заметно встали дыбом, как длиннющие колючки у дикобраза — и выпалила с вызовом:
— Она слушает мои разговоры!
— Сильно они мне надо! — не осталась в долгу мама.
Отец встал между ними и судейским движением раскинул в стороны руки:
— Всё, брэйк!
"Выглядит, конечно, неутешительно… Посмотрим, что можно сделать", — Володя покрутил в руках растерзанный аппарат, соображая, с какой бы стороны подступиться. Кот-страдалец вольготно растянулся на кухонном столе, подобрев под влиянием скормленной ему колбасы. (Судя по всему, задето было лишь Гаврюхино достоинство.) Яна почесывала милостиво подставленное ей белое с разводами брюшко, журчащим нежным голосом приговаривала что-то ласковое и была, казалось, всецело поглощена самым важным в мире занятием — ублажением Гаврилы. Владимир сокрушенно покачал головой и нацелился паяльником в самый центр раскуроченных внутренностей, выбирая нужный проводок. Янка на минуту оторвалась от котяры, уселась на корточках верхом на расшатанную табуретку — как еще умудряется удерживать равновесие? — и невинным голосом спросила, указывая подбородком на телефон:
— Ну как, жить будет?
— Да уж твоими молитвами! Шаловливые ручонки…
Она с выражением вздохнула и устремила мечтательный взор куда-то в потолок:
— Вот был бы у меня мобильник…
Владимир так и знал, что к этому всё идет, прямо печенкой чувствовал! Вовремя спрятал улыбку и голосом занудного папаши проворчал:
— Один уже угробила.
Самую первую свою мобилку, серебристую "Моторолу" со съемной антенной, Янка еще весной прищемила дверцей машины. (Точней, прищемила валявшуюся на заднем сидении куртку с мобильником в кармане, но и этого оказалось достаточно. Марина с пеной у рта требовала преподать дочери урок бережного обращения c дорогими вещами — преподали, малая все лето просидела без мобильного.)
— Я бы его берегла… — искренними и честными, аж чересчур, глазами дочка заглядывала сбоку ему в лицо. Володя молча выудил из кармана свою рабочую синюю "Nokia" и эффектно выложил перед ней. Янка выглядела сильно разочарованной: для приличия немного повертела телефон в руках и аккуратно, одним пальцем, отодвинула в сторону:
— Я простой не хочу. Сейчас такие прикольные есть, с видеокамерой…
Без лишних слов Володя отправил мобильник обратно, Янка невольно потянулась за ним следом. Интересно было за малОй наблюдать: на лице ее ежесекундно сменялись разочарование, сомнение, расчет и еще что-то с трудом определимое.
— Кто-то с воза — кому-то легче! — Он отложил шипящий паяльник и посмотрел на дочуру испытующе: — Мама и так кричит, что я тебя разбаловал.
— Ну, маме только дай покричать! — отмахнулась Янка и, перехватив его взгляд, добавила: — Молчу.
В дверную щель заглянула Марина, легка на помине:
— Зря ты это делаешь! Вот посидела бы без телефона!.. — и с победным видом скрылась в коридоре.
Янка и тут не удержалась:
— Как ты с ней уживаешься? — и в ответ на его досадливую гримасу важно провозгласила: — Это риторический вопрос.
"Вот умора! Сейчас как раз самое время с ней поговорить, в спокойной непринужденной обстановке…" — Володя начал как будто между прочим:
— Так что у вас с мамой случилось? Я уезжал, всё было спокойно… Сравнительно.
— Ничего не случилось! Просто я неправильно живу, — дочка вскочила на ноги и зашагала взад-вперед ("как тигр в клетке", опять-таки по образному выражению Марины). Он и сам частенько так мечется из угла в угол, когда нервничает — до чего же Янка на него похожа! Жутковато бывает наблюдать, как этот маленький, но уже независимый человек морщит твои брови, произносит с твоей интонацией твои же слова и улыбается знакомой улыбкой. Янка тем временем продолжала, резкие порывистые жесты выдавали волнение, хоть всеми силами пыталась его скрыть:
— Пока я делала, как она хочет, всё было хорошо. Но она хочет одно, я другое… это нормально, все люди разные! Я же не вмешиваюсь в ее жизнь! Почему она вмешивается?!..
Ну конечно, каждая пытается перетянуть его на свою сторону. Как же ему надоела эта роль миротворческого корпуса!
— А ты не пробовала с ней поговорить?
Янка презрительно повела слегка курносым маминым носом, вышло презабавно:
— Говорить мы не умеем, мы кричим! С ней надо на ее языке, я так не могу. И не хочу — меня потом полдня колбасит, как мы поругаемся! А ей хоть бы хны! Такая веселая бегает, сбросила на меня все свои…
Владимир жестом остановил этот горячий поток:
— Подожди, так не бывает. Мать плохая, а ты прямо ангел небесный!
— Нет, ну и я не ангел. Я ж не говорю…
— Что ж она такого страшного хочет?
Вот он, главный вопрос! Дочка замолчала в глубоких раздумьях, не помешает разрядить обстановку.
— Чего-то он недоговаривает… — протянул Володя гнусавым голосом, старательно выпучивая в Янкину сторону глаза.
Дочура от восторга едва не поперхнулась воздухом и на одном дыхании подхватила:
— Подумала Муму, глядя на Герасима! — и оба рассмеялись, как пара заговорщиков. Это была их любимая с детства игра — не забыла пока, помнит… Она сидела рядом, неудобно скорчившись на табуретке, почти взрослая и невероятно красивая (такой вдруг показалась, даже в домашней старенькой футболке и джинсовых шортах с бахромой). А память всё тянула к той маленькой, которая, засыпая, крепко держала его всей ладошкой за палец… Володя чуть было не спросил: "Ну зачем ты так быстро выросла?", но отчего-то сдержался.
И слава Богу, что не спросил, — на кухню воинственно ворвалась Марина, не остыла еще. Щеки разгорелись, глаза мечут молнии, белокурые крашеные волосы разметались по плечам — хоть амазонку с нее пиши:
— Что, жалуется? — и всем корпусом развернулась к дочери, на манер атакующего танка: — Я ж добра тебе хочу! Чтоб ты человеком стала!
Такого Янка стерпеть не могла:
— А я, по-твоему, не человек?
— Да какой ты человек! Ты еще так, человечек…
Владимир поморщился: с педагогическими способностями у жены всегда было туго, хоть и педин закончила. Дочка опять задохнулась от возмущения (новая привычка, надо понимать?), с трудом перевела дух и обернулась к нему, ища поддержки:
— О чем с ней можно говорить?!
