Пэт Ходжилл - Затмение луны
Странно, почему это остальных людей так тянет к этим девяти домам Трехликого бога в Ратиллене. Кенциры же, наоборот, избегают их, остерегаясь всего, что связано с ненавистным богом. Храмы недоступны пониманию даже жрецов, и строили их не кенциры. Каждый раз, когда Три Народа вынужденно отступают в новый пороговый мир, храмы просто стоят там ждут их. Во всех мирах храмы совершенно одинаковы, поэтому летописцы сделали вывод, что их бог завладел четвертым народом или даже выбрал его и послал вперед готовить путь. Не зная истинного имени, этот народ нарекли просто Строителями. Работа их, безусловно, впечатляла, но лишала присутствия духа – по крайней мере, кенциров.
Жрецы, вынужденные служить в храме Каркинарота, были почетными гостями у Агонтиров. Недавно Одалиан сделал решительный шаг, женившись на высокорожденной леди, чтобы упрочить связи с Кенциратом. Торисен полагал, что принц был бы счастлив стать кенциром, если бы это было возможно. Что ж, о вкусах не спорят. А на письмо можно ответить и вернувшись в Готрегор.
Следующая на очереди – целая пачка заявлений и встречных требований. Это куда более серьезное дело. Лорд Коман из Замка Крага недавно скончался, не назначив преемника. Обычно в таких случаях главой Дома становился старший сын, и это вполне устроило бы Торисена, поскольку Демот, старший, был наполовину Ардет, многообещающий, верный, поддерживаемый Высшим Советом. Но есть и сомнения – а способен ли Демот руководить? Тот же вопрос тревожит и семью самого Демота, которая поддерживает младшего сына Комана Кори. К несчастью, мать Кори из Каинронов, а дать этой семье еще больше власти – значит пошатнуть положение самого Верховного Лорда.
От этих разбирательств у Торисена разболелась голова. Сейчас он обязан сделать честный выбор между интересами Комана и своими собственными, которые, может быть, означают и интересы всего Кенцирата в целом, а как? Здесь не помешало бы вмешательство беспристрастного и справедливого аррин-кена, но больших кошек нет здесь, а высокорожденные избрали его судьей в таких вопросах. Придется ему решать самому, да так, чтобы предотвратить гражданскую войну. Достаточно одной искры, чтобы она разгорелась, и этот пожар уже не погасят потоки льющейся крови. Каинрон наверняка взбешен возникшим на пути к его цели препятствием, или, может, он думает, что легко избавится от Торисена, когда придет время. Все лорды должны были чувствовать себя в опасности, доверившись одному его слову, не подкрепленному Кольцом и Мечом, что он – сын Серого Лорда. Даже Ардет сперва сомневался. Конечно, он хотел знать все, что делает Торисен, сражаясь под его именем в рядах Южного Войска, и Бур ему докладывал. Это нечестно – упрекать в этом Бура, но он все еще иногда не может сдержаться.
Торисен содрогнулся, поймав себя на этих мыслях. Так вот как это происходит, медленное соскальзывание в сумасшествие. Оно бежит вместе с кровью по жилам Норфов. Ганс умер безумным, выкрикивая проклятия немым воинам Темного Порога, ворвавшимся в замок и сеющим вокруг себя смерть и разрушение. Торисен не спал уже почти две недели, пытаясь избежать страшных снов о смерти отца. Они начались, как только он достиг совершеннолетия – как раз три года назад, когда он решал, стоит ли притязать на трон Верховного Лорда. Невыносимое беспокойство вырвало его наконец из Южного Войска и привело в Пустоши, где он и нашел убежище в одном из многих заброшенных городов, на улицах которого белели кости. Но кошмары все равно продолжали приходить, как всегда. Верил ли он им? Нет, конечно. Ясновидение, толкование снов – это сфера шаниров, а он – хвала предкам – не шанир. Но именно сны подтолкнули его потребовать для себя власть отца, и остальные высокорожденные отдали ее.
Языки пламени сливались перед глазами, они ближе, ближе… Огонь лизнул бумаги. Торисен сбросил их на пол, ругаясь, прижал сапогом, потушил. Нет, ему не продержаться, если просто сидеть тут и думать. Может, все-таки заснуть, впасть в двар? Шесть часов будет достаточно для исцеления, но если сны пролезут и туда? Оказаться в ловушке, без возможности пробудиться… Он вскочил и нервно зашагал по комнате.
Бур растянулся на полу перед дверьми в покои. Когда кто-то переступил через него, он немедленно проснулся и, не задумываясь, схватил проходящего за ногу.
– Бур, – раздался из темноты мягкий голос Торисена, – ты и вправду хочешь, чтобы я полетел вниз головой с этой лестницы?
Бур отпустил ногу и встал:
– Мой лорд, куда ты?
– Наружу.
Что ж, этим Бура было не удивить. Он слишком хорошо знал обыкновение своего лорда, не желающего спать, прогуливаться ночью без сопровождения. Собственно, поэтому-то Бур и здесь.
– Эти негодники-мальчишки с их охотничьими историями…
– Киторн? А это идея. Очень тебе обязан, Бур. Ты спи, спи.
– Нет уж. Я не могу остановить тебя, лорд, но если я закричу – сбегутся другие, и они-то смогут.
– И ты больше не будешь у меня в услужении – а жаль. Ладно, давай договоримся. Как ты относишься к верховой прогулке до Киторна при лунном свете?
– Я иду запрягать лошадей, милорд, – вздохнул кендар.
И вот они почти прибыли. Над головой нависали отвесные стены крепости, угрюмо глядящие во тьму гор. Внешний двор замка окружал колючий кустарник, ягоды свисали, как капли темной крови, с веток, утыканных трехдюймовыми шипами. На одном из кустов Бур заметил что-то черное. Это была летучая мышь с раскинутыми крыльями, наколотая вниз головой на шип. А вот еще одна на следующем кусте, и еще, и еще, все в изящных бисерных ошейниках, все в разной стадии разложения. Бур непроизвольно замедлил шаг, чувствуя, как волосы на голове поднимаются дыбом. Что они делают тут? Эта земля больше не принадлежит Кенцирату – если вообще когда-то принадлежала. Она не принимает чужаков.
А это что? Он резко остановился, прислушиваясь.
Барабаны? Ближайшее селение мерикитов всего в полумиле вверх по реке. Потом ветер изменил направление, унося с собой далекие звуки.
Если Торисен и слышал что-то, то не подал вида. Бур поспешил за ним. Они прошли через обрушившиеся ворота, увитые виноградными лозами. Листья дикого винограда зашелестели, когда двое пробрались под их сенью и стали взбираться по крутой дорожке к стене замка. Увы – то была лишь пустая оболочка.
Их глазам предстали одни руины.
Они стояли в центре внутреннего двора, рядом с колодцем, и оглядывались. Всюду валялись обломки того, что когда-то было кузницей, пекарней, амбаром. В вышине маячила башня замка. Здесь была цитадель старого, но не влиятельного рода, уже начавшего угасать, когда мерикиты уничтожили его.
Торисен представлял все слишком отчетливо: гость дома в ночи подползает к стражнику, перерезает ему горло, открывает главные ворота, его молчаливые сородичи заполняют двор… Одна искра – и занялась солома, ночь оглашается криками. Кендары пытаются выбраться, но дверь не поддается. Тогда они обертывают детей мокрыми одеялами и начинают рубить каменные стены. Некоторым удается пробить себе проход – только затем, чтобы умереть на открытом воздухе, сражаясь, под эхо пронзительных воплей из башни…
