Андрей Астахов - Крестоносец: Железная Земля
Снова накатил ледяной безнадежный ужас, сжал сердце, начал противно ворочаться в животе. Мне захотелось закричать, завыть, подобно безумцу, воющему там, за дверью, и я с трудом сдержался. Надо успокоиться, надо взять себя в руки. Они хотят сломать меня, напугать, раздавить, превратить в безвольную дрожащую тварь, в медузу, заставить оклеветать самого себя.
Нет, я буду бороться! Буду, буду, буду, буду! Не дождутся, падлы, не на того нарвались. Бог мне поможет, Домино мне поможет, правда на моей стороне. Все будет хорошо, только надо гнать от себя панику, нехорошие мысли, надо быть мужиком….
— Ауууууууаааааааа! — разнеслось по всей тюрьме.
Господи, кто-нибудь заткнет этому уроду глотку, или нет?!
Когда я услышал шаги за дверью, то решил, что стражникам, наконец, опротивел этот кошачий концерт, и они решили успокоить чокнутого узника. Но я ошибся. Шаги пролязгали по коридору и стихли прямо у моей двери. Я напрягся. Раздался металлический стук, открылось окошко в двери, и свет факела на какое-то мгновение ослепил меня. Я зажмурился и услышал издевательский смех.
— О-о, наш лунатик не спит! — сказал голос.
— Эй! — крикнул я. — Откройте дверь!
— Непременно, — ответил голос и снова заржал.
Я кинулся к двери, глянул в коридор и увидел фламеньера в оранжевом плаще. Рядом с ним стоял стражник с факелом в руке. За спиной фламеньера еще кто-то. Я сразу узнал этого рыцаря — Дитрих де Хох собственной персоной. Мой старый лютый друг еще по Паи-Ларран.
— Дит, ты?
— Не Дит, собака, а мессир Дитрих, шевалье Морензак. — Лицо Дита расплылось в улыбке. — Как тебе новые покои, Лунатик? Самое место для грязной плебейской свиньи.
— Что происходит?
— Происходит очищение ордена от швали. Сержант!
— Три шага назад! — скомандовал тюремщик.
Я подчинился. Застучал ключ в замке, и дверь открылась. Дит встал на пороге, уперев руки в бока. Вид у него был самый довольный. За его спиной стояли солдаты в форменных коттах вспомогательных войск.
— Ну не мог я отказать себе в таком удовольствии! — захихикал Дит. — Как тебе покои, Лунатик? Хороши, да?
— Какого черта?
— Ах, ты не понимаешь? Истинным сынам империи надоело терпеть изменников и мужланов в своих рядах, — Дит шагнул в камеру. — Мы вычистили орден от мусора. А уж когда я узнал про тебя, просто не мог не воспользоваться случаем. У меня к тебе счетец, если помнишь.
— Помню, я тебе нос поправил. Чего лыбишься, мажор? Говори, зачем пришел.
— А вот зачем, — Дит вытащил из-за пояса смятый свиток. — Видишь этот приказ? Теперь ты в моем распоряжении и пойдешь со мной.
— Куда?
— Не твое дело.
— А все-таки?
— Я сказал — идешь со мной! — рявкнул Дит, свирепея.
— Да ну? — Я отступил вглубь камеры. — А рожа не треснет?
Ответом мне был удар в лицо. Рукой в латной перчатке. К счастью, Дит не попал по носу, смазал по скуле. Второй удар пришелся в живот — он согнул меня пополам и заставил упасть на колени.
— Научился… драться! — прохрипел я.
— На еще! — Удар ногой в плечо опрокинул меня на пол. Встать-то я встал и даже собрался дать поганцу сдачи, но один из солдат Дита очень профессионально двинул мне по коленной чашечке. Я снова оказался на полу, и на меня накинулось сразу трое шакалов. Их удары сыпались градом, а я прикрывал ладонями голову и вопил. Истошно, яростно, не хуже сумасшедшего соседа по застенку, вообразившего себя волком. Впрочем, избиение продолжалось всего несколько секунд — эта крыса явно не собиралась забить меня до смерти.
— Совсем неплохо! — Голос Дита дрожал от ярости. — Еще?
— Уроды! — выговорил я, оторвав щеку от пола и сплюнув кровь. — Кучей на одного, рыцари за…траханные…
— А может, поступить с тобой так, как я поступил с твоим цветочком? Обоссать тебя, лунатик? — Я услышал, как залязгали доспехи над моей головой. — Да, сейчас я тебе…
— Развлекаетесь? — вошел в мое сознание негромкий, спокойный и будто бы знакомый мне голос. — Кажется, я успел к началу танцев.
— Ты? — В голосе Дита было удивление. — Ты как тут оказался?
— Эй, а на этом парне все еще символы братства, — сказал спокойный голос. — Ты же не хочешь, молодой барчук, обоссать святой крест? Или хочешь?
Превозмогая боль, тошноту и головокружение, я все же поднял голову и увидел тощего долговязого человека в черной коже и смушковом полушубке. Я сразу узнал его и почувствовал такую радость — словами не выразить.
— Защищаешь изменника, Суббота? — прошипел Дит.
— Выполняю приказ, — дампир подошел ко мне, ухватил за плечо и помог подняться. — А ты его нарушаешь. Это во-первых. А во-вторых, никто не смеет бить фламеньера. Или устав забыл?
— Он не фламеньер! Он предатель!
— Да, — Суббота вытащил из рукава какой-то свиток, кинул Диту. — На, прочти.
Стало тихо. Потом Дит выругался.
— Магистр де Бонлис отдал этого изменника мне! — выпалил он.
— Мальчик, ты умеешь читать, или нет? — ответил Лукас Суббота. — Видишь, кем подписан приказ?
— Ты сам изменник, потому и защищаешь изменника! — пролаял лотариец.
— Послушай, сопляк, мое терпение на исходе. Еще немного, и оно лопнет, — дампир сверкнул глазами. — Сам уйдешь, или тебя вышибить отсюда пинком под зад?
— Я тебе это припомню, проклятый мельник. Ты у меня…
— Пошел вон! — лениво и устало ответил дампир.
Я видел, в каком бешенстве был де Хох. Но бросить вызов Субботе он не решился. Трус всегда трус. Я слышал, как он, уходя, бормочет угрозы, а мне хотелось плюнуть ему вслед. Но я не мог, разбитые губы не слушались.
— Спасибо, Лукас, — сказал я.
— Не надо меня благодарить, — ответил дампир. — Я не освободитель.
— Ты…
— Пришел за тобой. Приказом императора ты отправлен в бессрочную ссылку в Хольдхейм. Мне поручено сопроводить тебя.
— Так значит…
— Идем, — дампир вытолкнул меня в коридор и знаком велел тюремщику запереть дверь. — Нам предстоит долгая и трудная дорога…маркиз де Квинси!
Часть вторая: Хольдхейм, Пограничная марка, Мертвецкие равнины
1. По этапу
Все мы люди. И все надеемся до последнего. Но моя надежда не оправдалась. Еще в башне Лукас показал мне подписанный императором приказ о моей ссылке.
— Я ни в чем не виноват, — только и смог сказать я, глядя дампиру в глаза. — За что?
Лукас не ответил. Просто посмотрел на меня, равнодушно и холодно, как на пустое место. И этот взгляд был красноречивее любых слов. Так что спрашивать что-то не имело смысла.
