Елена Чудинова - Ларец
— А ты все так же молода, Лиза… Помнишь, в Петербурхе тебя прошлым летом военные приняли за сестру Ореста? Так и остались при мнении, что вы затеяли розыгрыш. Не сдерживай слез, голубка, они целят сердце. Пойду займуся бумагами.
— Ступай, дорогой. Нелли! Ты пойдешь со мной в плодовый сад?
— Я догоню, маменька, мне надо к себе в комнату!
«Если б я могла им объяснить… Если бы могла… Либо пошлют за доктором, либо хуже — почтут корыстной выдумкой. Но никакие другие камни на свете не могут заменить мне этих. Другие — чужие, они не отзовутся, не расскажут. А эти свои, кровные, все тайны живших до меня Сабуровых они сами хотят отдать мне… Мы — одно целое, я и эти камни. Бабка бы поняла… Она, верно, была такая же, как я. Но что делать? Ларец покинет дом, и я не могу этого предотвратить, никак не могу. Унести их сейчас, закопать в лесу? Нельзя. Ларец будут искать. Либо его найдут, либо родители продадут Грачевку… Они станут тогда нещастны, и они, и крестьяне… Уж довольно им нещастий. Я не могу мешать продать ларец. Надобно сделать что-то другое, но что? Что?»
Слезы высохли, и ноги уже не подгибались. Нелли менее всего хотелось идти в самую скучную часть сада, носить корзинку следом за маменькой, снимающей тоненькой рогатиною первые яблоки: родители не соблюдали Яблоневого Спаса. Но ничего! Скушное это занятие отвлечет и успокоит ее немного. А затем она сможет уединиться и подумать. Хорошенько подумать.
Глава VII
В эту неделю Нелли вовсе отвыкла спать по ночам. По дороге в сад она успела сказать Кате, чтобы они с Парашей не отлучались далеко, но толку не вышло. Сперва Елизавета Федоровна обошла все яблони (едва набралось плодов для ужина), затем пожелала осмотреть оранжерею. Казалось, к матери вдруг воротились силы, и она предалась заброшенным было хозяйственным делам с удвоенным рачением. Потом уж подошло время ужина, за которым обсуждали предлинное письмо маменькиной крестной княгини Федосии Львовны, давно уж ушедшей от мира, а в прошлом году сделавшейся настоятельницей обители. Матушка Евдоксия, таково стало теперь имя княгини Федосии, сокрушалась вместе с родителями и, как всегда, звала к себе погостить — всех разом и каждого в отдельности. Родители, как всегда, жалели обижать княгиню, но на богомолье не хотели.
— Пишет, что уж Нелли-то видела вовсе малюткой, — Елизавета Федоровна вздохнула и положила листок рядом со своим прибором. — Только и знает, что она блондинка. Даже миниатюры не собрались с нее послать.
— Ну, может, к Успенью, — произнес отец неуверенно. — Соберемся к Успенью, а, Лиза?
Нелли стянула с верхнего блюдечка серебряной эперни еще горсть сушеных фруктов с орехами. Карман ее заметно уже потяжелел, между тем как кусок пирога с тыквой оставался на тарелке нетронутым.
— К Успенью, Сириль, ты скажешь, что самая страда и невозможно бросить работы без хозяйского глазу. Разве я с Нелли соберусь…
Когда ужин наконец подошел к концу, думать было нечего о прогулке. Выпадет роса (какая роса сухим июльским вечером!), намокнут туфли и чулки, это опасно для здоровья… Маменька так много говорит о любви к Натуре, а когда садится отдохнуть на лужайке, велит стелить кожаную полость…
Ничего не оставалось, как ждать, когда дом погрузится в сон. Только после того, как погасли огни, Нелли получила наконец возможность поговорить с подругами.
— Уж слышали, знаем. — Катя, прислонясь спиной к дверному косяку, уселась у порога, чтобы шаги в коридоре не застали врасплох. — Только о том и речь, что матушка барыня благодетельница, больше любит людей, а не самоцветы. Ох, хотелось бы глянуть, какими картами играл с молодым барином в фараон окаянный Венедиктов…
— Катька… Ты думаешь, он… нарочно?
— Я думаю, в Петербурхе мастеров немало, с чего ему твои-то камни понадобились? Али покраше в столице нету? Да откудова он и услыхал-то про них?
— А смысл каков, Катька? Это для меня лучше этих камней ничего на свете нет, они мои кровные… А не по крови камни не разговаривают. Так что для этого Венедиктова сабуровские камни и впрямь не лучше других… Нет, тут доискиваться не до чего. Просто любитель драгоценностей, слыхал, что наши хороши, а денег у него и так хватает.
— Может, и такое. Что делать-то теперь, золотце мое?
— Да похоже, что помирать следом за Орестом, — Нелли нахмурилась. — Жить я без моего ларца не смогу.
— Грех-то такое говорить! — всплеснула руками Параша.
— Не понимаете вы, глупые, — Нелли с досадой смахнула слезу со щеки. — Мне рук на себя накладывать не придется. Не может человек без сердца жить. Мне ларец как сердце, уйдет он из дома, такая пустота у меня внутри сделается, что мне долго не протянуть… Утянет меня эта пустота, всю утянет.
— А помнишь то дупло, где барыня-покойница с вами маленькими от Пугача таилась? — жарко зашептала Параша. — Там сподручно тайник сделать! Прокрадемся сейчас, ларец-то вытащим да и отнесем в лес! Вовек его не сыщут!
— Думаешь я не догадалась? — с обидой возразила Нелли. — Да у меня первая мысль была унести да запрятать подале! Только ведь ларец пропадет, а долг останется! И придется папеньке Грачевку продавать! Маменьке это сердце разобьет, Парашка! Уж довольно ей горести!
— А то меньшая горесть доченьку вслед за сынком потерять?
— Так ведь этого-то она не понимает! Не понимает, Парашка! — Нелли ударила кулаком по колену. — И объяснить никак нельзя, даже пытаться не стоит.
— Ну и пусть не понимает, — вмешалась Катя. — Мы-то понимаем, что без тебя ей остаться куда страшней, чем грачевских продать. Значит, меньшее зло мы барыне сделаем, а от худшего убережем!
Нелли взмахнула рукою, призывая подруг молчать. Долгое время в комнатке было слышно только сверчка. Нелли размышляла, размышляла изо всех сил.
— Нет, не могу, — с тяжелым вздохом наконец проговорила она. — Пусть я плохая, мочи нет. Умру, так уж мне все равно будет. А своими глазами видеть, как маменька по моей вине терзается, ни за что! Мне и камни тогда не в радость станут. К тому ж вот еще что: у нас не город, воров не бывает. Да и какой вор про чужой потайной ящик узнает? Хватятся ларца, не сам же он ушел? На кого подумают? Уж никак не на меня. Маменька добрая и знает, что все ее любят. Каково ж ей будет жить и гадать, кто ей злом отплатил? А домашним людям каково? Чем они виноваты, чтобы на них такое подозрение бросить? Нет, никак нельзя украсть ларец!
— Можно!! — Катя тихо подпрыгнула на месте и раскинула руки над головой: тень ее затанцевала в упавшем на пол лунном луче. — Можно, касатка, можно, голубка, можно, цветик лазоревый, можно украсть!
— Да тихо ты, разбудишь кого, — зашипела Нелли. — Как это можно, если по всему выходит, что нельзя красть ларец у родителей!
