Джим Батчер - Лики смерти
Саня сидел в кресле и с несколько озадаченным видом смотрел на телефон.
– Опять, – сказал он.
Рядом с ним сидела на диване, закинув ногу на ногу, Молли. На коленях ее лежала телефонная книга, из которой торчал листок бумаги – я узнал в нем список покупок, забытый мною в домике на дереве. Выражение лица ее оставалось совершенно серьезным, но в глазах плясали чертики. Она подчеркнула строчку в телефонной книге красным карандашом.
– Как странно, – сказала она и продиктовала еще один номер.
Саня набрал его.
– Алло? – произнес он в трубку. – Алло, сэр. Не могли бы вы сказать, продается ли у вас табак «Принц Альберт» в бан... – Он снова зажмурился, потом повернулся к Молли. – Опять повесили трубку.
– Жуть, – согласилась Молли и подмигнула мне.
Я вышел, пока не начал хрюкать от сдерживаемого смеха. В палисаднике перед крыльцом играл в траве маленький Гарри. Наверное, считалось, что сидевшая в прихожей старшая сестра присматривает за ним.
– Привет, парень, – окликнул я его. – Не играл бы ты здесь один. А то обвинят в аутизме, не успеешь и опомниться.
Что-то негромко звякнуло в траве рядом с маленьким Гарри. Он подскочил от неожиданности и тут же потянулся к этому.
Я запаниковал и, опередив его прыжком, которому позавидовала бы иная лягушка, накрыл маленькую серебряную монетку ладонью. Руку кольнуло, как электрическим разрядом, и я вдруг испытал ощущение, словно кто-то неподалеку проснулся после долгого сна и потягивается.
Я поднял взгляд и увидел на улице у калитки машину с опущенным со стороны водителя стеклом.
За рулем сидел, лениво улыбаясь, Никодимус.
– Увидимся, Дрезден.
Он тронул машину с места и уехал. Я отнял дрожащую руку от монеты.
Потемневший знак Ласкиэль лежал в траве у меня перед глазами. Я услышал за спиной скрип открываемой двери и, повинуясь инстинкту, сцапал монету и сунул ее в карман. Оглянувшись, я увидел Саню – он стоял на крыльце и, хмурясь, смотрел на улицу. Он принюхался, раздувая ноздри, подошел ко мне и принюхался еще раз. Потом опустил взгляд на ребенка.
– Ага, – пророкотал он. – От кого-то у нас попахивает. – Он взял мальчугана на руки и несколько раз подкинул в воздух, от чего тот восторженно завизжал. – Не будете возражать, Гарри, если я украду вашего приятеля на минутку?
– Валяйте, – кивнул я. – Я все равно собирался уходить. Саня улыбнулся и протянул мне руку. Я пожал ее.
– Приятно было с вами работать, – сказал он. – Что ж, возможно, еще увидимся.
Монета в кармане казалась ужасно холодной и тяжелой.
– Угу. Очень даже возможно.
Я ушел с обеда, не попрощавшись, и направился прямиком домой. Всю дорогу кто-то едва слышно нашептывал мне на ухо всякое... разное. Я заглушил это громким, не слишком музыкальным пением и принялся за работу.
Десять часов спустя я отставил в сторону лопату и заступ и окинул критическим взглядом двухфутовую яму, которую вырыл, продолбив бетонный пол своей лаборатории. Шепот у меня в голове сложился в роллинговскую «Жалость к Дьяволу».
– Гарри, – шептал вкрадчивый голос.
Я бросил монетку на дно ямы. Потом положил туда же стальное кольцо дюйма три в диаметре – так, чтобы монета лежала в самом его центре. Коснувшись кольца пальцем, я пробормотал заклинание, и шепот разом стих.
Я вылил в яму два ведра цементного раствора и заровнял так, чтобы верх ее был вровень с полом. Потом поднялся из лаборатории и закрыл за собой люк.
Мистер подошел ко мне, требуя толики внимания. Я плюхнулся на диван, и он разлегся пузом кверху у меня на ногах. Я погладил его, глядя на стоявшую в углу трость Широ.
– Он сказал, я должен жить в мире серых. И чтобы я верил сердцу. – Я почесал Мистеру его любимое место за правым ухом, и он одобрительно мурлыкнул. Что ж, хотя бы на мгновение Мистер согласился, что сердце у меня настроено как надо. Впрочем, возможно, он не совсем объективен.
Подумав немного, я взял трость и полюбовался гладкой, отполированной временем деревянной поверхностью. Энергия «Фиделаккиуса» чуть покалывала кончики моих пальцев. На ножнах темнел один-единственный японский иероглиф. Когда я спросил у Боба, что он означает, тот перевел это одним словом: «Вера».
Не дело слишком упорно цепляться за прошлое. Нельзя прожить всю свою жизнь, оглядываясь. Нельзя, даже если ты не видишь, что ждет тебя впереди. Все, что можно делать, – это тянуть свою лямку и стараться верить, что завтра будет то, что будет, даже если ты и ожидал другого.
Я снял с каминной полки фотографию Сьюзен. Я убрал ее и открытки в конверт из коричневой крафт-бумаги. Я снял с полки маленькую коробочку с обручальным кольцом, которое предлагал ей и от которого она отказалась. А потом засунул все это в шкаф.
Я положил доставшуюся от старика трость на каминную полку.
Возможно, есть на свете вещи, которые просто не могут существовать вместе. Ну, скажем, вода и масло. Или апельсиновый сок и зубная паста.
Я и Сьюзен.
Что ж, завтра будет то, что будет завтра.
