Паучий дар - Хардинг Фрэнсис

В глазах Тэнси промелькнул страх.

– Он меня простит, – сказала она без особой уверенности в голосе.

– Ему нет дела до тебя или кого-либо другого. – Неттл потихоньку двигалась к концу ветки, чувствуя, как та все сильнее прогибается под ней. – Он тебя использует. Он всех использует.

– Если и так, что с того? – огрызнулась Тэнси. Слова Неттл ее определенно задели. – Может, ты права, и он меня использует. Может, я его тоже использую. Все друг друга используют.

– Нет, не все, – возразила Неттл. – Необязательно кто-то должен…

– Замолчи! – Тэнси прижалась спиной к стволу и с силой надавила на ветку, на которой сидела Неттл. Та закачалась, и Неттл отчаянно вцепилась в нее, пытаясь удержаться. – Не надо строить из себя добрую девочку! Ты не такая!

– Да, мы проклинатели! – прокричала в ответ Неттл. – Но у нас все равно есть выбор! Мы не обязаны во всем подчиняться мистеру Эммету!

– Он хотя бы принимает меня такой, какая я есть! – сказала Тэнси. – Хочешь знать правду? Я хороша в проклятиях. Я отлично умею ненавидеть. В этом я преуспела больше, чем в чем-либо в своей жизни! Это единственная сила, которая у меня есть!

Тэнси еще раз тряхнула ветку, и Неттл едва не свалилась. Ошметки мха посыпались вниз, стуча по черно-серебристым листьям. Янник подлетел к Тэнси, но та отшвырнула его в сторону. Вскрикнув, чайка неловко рухнула в листву.

– Янник! – Неттл почувствовала, как ее брат с чем-то столкнулся и его мысли затуманились от боли.

Эта боль наполнила Неттл слепящей яростью. Знакомая буря поднялась в ее голове и сердце; Неттл знала, что может выпустить ее, если захочет. «Я умру здесь, – подумала она. – Но я могу ударить в ответ в самый последний момент. Тэнси я не прокляну. Но могу проклясть Шэя Эммета. Заставить его пожалеть о том, что он когда-то услышал мое имя, обманывал меня, посадил в клетку моего брата, использовал меня и пытался продать. Я могу отрубить движению Освободителей голову и оставить его истекать кровью». Но потом Неттл посмотрела на Тэнси. В глазах проклинательницы клубился мрак, ее душа была темной пустыней, в которой ничего не росло.

– Я не сделаю этого, – сказала Неттл. Если усмирение внутренней бури станет ее единственной и последней победой, значит, так тому и быть. – Я не оружие. Не игрушка для ненависти. Ты можешь убить меня, Тэнси. Но я не стану такой, как ты.

Лицо Тэнси исказилось от ярости и отчаяния. Слишком поздно Неттл поняла, что ей нужна была сестра по преступлению. Неттл предала ее, признавшись, что ушла во тьму не так глубоко. Тэнси опустила ногу на ветку, та страдальчески застонала и затрещала.

– Хватит! – крикнула Неттл, когда ветка надломилась у основания, ощетинившись иглами белой древесины. – Тэнси, не надо!

Но Тэнси снова топнула ногой, и желудок Неттл подпрыгнул вверх, когда ветка наконец сломалась. Падая, Неттл закрыла глаза; она вздрогнула, когда что-то пронеслось мимо нее, царапнув по лицу. Резкий толчок – и пальцы Неттл соскользнули с ветки.

Келлен увидел, как Эммет положил весло на плот и примирительно развел руками. Лидер Освободителей явно пытался одновременно восстановить дыхание и вернуть самообладание.

– Ты ведь на самом деле не хочешь умирать, – сказал Эммет, – а плату за контракт я очень скоро внесу. Не стоит нам начинать с препирательств, как считаешь? Если проявишь благоразумие, то вскоре поймешь, что служить мне не так уж плохо.

Келлен отчетливо расслышал в его словах затаенную угрозу: «А будешь и дальше доставлять неприятности – позже об этом сильно пожалеешь».

– Ты хотел сказать: служить Освободителям, – поправил его Келлен. – Я поклялся служить им, а не тебе.

– Это одно и то же, – отмахнулся Эммет. – Я глава Освободителей и говорю от их лица.

Как бы уверенно ни прозвучали его слова, душевное равновесие Эммета пошло трещинами, и сквозь них Келлен ясно видел закипающий гнев. Должно быть, Эммет не привык к тому, чтобы его планы разваливались на глазах.

– Я знаю, что ты собираешься делать, – сказал Келлен. Он в жизни не чувствовал себя настолько промокшим и заледеневшим. А когда ему вообще в последний раз было сухо и тепло? – Ты не перестанешь использовать проклятия в качестве оружия после того, как Канцелярия согласится пойти на сделку. С помощью проклинателей ты установишь власть над Рэддишем. Все, кто посмеет тебе противиться, будут прокляты. Ты станешь тайным королем Рэддиша, управляющим при помощи страха.

– Ты ошибаешься. – Келлен застал Эммета врасплох, и тот напустил на себя опечаленный вид. – Моим друзьям нужны лишь гарантии свободы и того, что их не будут преследовать. Если Канцелярия согласится их предоставить, мы с радостью сложим оружие и будем жить в мире со всеми. Нынешняя война целиком на совести Канцелярии.

Это прозвучало разумно. Келлен стиснул зубы.

– То есть Освободители перестанут проклинать людей, если Канцелярия согласится больше не сажать проклинателей в тюрьму, я правильно понял?

Эммет поколебался. Подобное заявление было бы большой ложью даже для него, но если он с ним не согласится, то ему придется признать, что проклинатели продолжат применять проклятия так, как им будет угодно.

– В общих чертах да, – ответил он. – Если нас оставят в покое, мы больше никому не причиним вреда. Ты должен мне верить.

– Я верю тебе. – Келлен выпрямился, чувствуя, как подкашиваются задубевшие от холода ноги. – Не потому, что я тебе доверяю, но потому, что ты только что сказал это перед Книгоношей. – Он повернулся к существу, которое маячило в тени под деревом. – Теперь можешь выходить.

Лицо Эммета перекосило от злости и удивления, когда серая фигура в капюшоне выплыла на лунный свет. Оказалось, что к груди она прижимала вовсе не пару костяных рук, но раскрытую книгу. Книгоноша поплыл к Эммету: все его внимание было приковано к человеку, произнесшему клятву.

– Танцующие звезды очень похожи на Книгонош, – сказал Келлен. – И наоборот. Поэтому, когда Книгоноша на Белой лодке подошел принять мою клятву, я договорился, что после исчезновения рынка мы встретимся возле этой затонувшей посудины и он засвидетельствует еще одну клятву. Ты хорошо планируешь наперед. Но я хорош, когда дело доходит до придумывания кучи глупых планов за минуту, и порой это куда полезнее.

Книгоноша парил над водой перед Шэем Эмметом, а тот таращился на него, бледный как мел. Глава Освободителей словно обратился в статую, как будто последний удар отнял у него способность двигаться.

– Ты говоришь от лица Освободителей, – напомнил ему Келлен. – Сам так сказал. А значит, если Канцелярия предложит правильную сделку, Освободителям придется на нее пойти и прекратить проклинать людей.

– И как же проклинатели с этим справятся? – поинтересовался Эммет.

– Вместе что-нибудь придумаем, – ответил Келлен. – Ты, я, Освободители и Младшие братья. Ты умный. Найдешь решение.

Шэй Эммет продолжал сверлить взглядом Книгоношу, и Келлен невольно задался вопросом, что же он видит под капюшоном. Возможно, собственный крах. То, как планы и интриги, которые он плел на протяжении многих лет, распадаются у него на глазах. Едва сдерживаемая ярость вдруг уступила место пугающему спокойствию.

– Уже нашел, – сказал Эммет и вытащил что-то из кармана.

Келлен успел заметить только блеск бронзы, когда Эммет вонзил кинжал в смутно различимое лицо Книгоноши. В конце концов, обещание, которое связывало его по рукам и ногам, было записано только в одну книгу – и лишь один Книгоноша выступил свидетелем…

Потом Келлен не мог толком объяснить, что же случилось. Загудел невидимый гонг, и неподвижный воздух на миг наполнился множеством крошечных красных фигурок. Внешне напоминающие младенцев, безглазые, но широко улыбающиеся, они все тянули руки к Шэю Эммету. Келлен моргнул – и младенцы испарились. Книгоноша, целый и невредимый, по-прежнему парил над водой. Плот опустел. Шэя Эммета нигде не было видно.