Тина Дженкинс - Пробуждение
— Расскажите об этом поподробнее, пожалуйста…
— Я… В общем, при охлаждении тела химизм большинства физиологических процессов резко меняется, благодаря чему наша жидкость беспрепятственно проникает в каждую клетку и практически мгновенно останавливает броуновское движение молекул. Благодаря этому не происходит ни обезвоживания клеток, ни разрыва клеточных мембран, о котором вы упоминали.
— Но ведь технологий, способных вернуть вашего мужа к жизни, пока не существует, не так ли? — Это был не вопрос, а утверждение, и Мэри покачала головой.
— Таких технологий не существует, — тихо сказала она. — Но если вы приедете к нам в Калифорнийский университет, я покажу вам, как далеко мы продвинулись в развитии нанотехнологий. Уже через несколько лет мы сможем в буквальном смысле ремонтировать клетки — каждую в отдельности! — при помощи миниатюрных компьютеров, которые сумеют определить и ликвидировать нанесенный тканям ущерб. Когда вы увидите, на что способны эти крошки, вы убедитесь, что физическое воскрешение человека уже очень скоро сможет стать научным фактом.
— Что ж, мне кажется, нам стоит посетить вашу лабораторию, — заметила Кэти.
— Мои коллеги в Калифорнийском университете создают компьютеры размером в один микрон. Это значит, что они в сотни раз тоньше человеческого волоса, однако они на многое способны. Каждый нанобот запрограммирован таким образом, чтобы, присоединившись к поврежденной клетке, восстанавливать ее. Грубо говоря, компьютеры действуют как крошечные инженеры, которые, так сказать, проводят необходимый ремонт в полевых условиях.
— И когда можно надеяться на появление таких инженеров?
— Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что к середине — концу этого столетия они уже будут широко применяться во всех областях медицины.
— Значит, мы с вами до этого уже не доживем?
— Мы — нет, а вот наши дети доживут и будут пользоваться технологиями, которые мы создаем сегодня.
— Но насколько я поняла, ваш поступок был продиктован желанием снова увидеть Ната живым, не так ли? Вы хотели воссоединиться с мужем и ради этого пошли на эту… гм-м… операцию.
— Я верю, что когда-нибудь обязательно увижу его снова, — сказала Мэри решительно. — И мой нерожденный сын тоже обязательно увидит отца.
— Что ж, будем надеяться, что вы правы, — сказала Кэти.
Мэри выключила телевизор.
— Да, — сказала она, повернувшись к Миранде, — я действительно выглядела, как настоящая психованная фанатичка.
— Ты и правда надеешься увидеть Ната снова? — осторожно поинтересовалась Миранда.
Мэри не ответила.
5
С рождением ребенка проблемы, связанные с уголовным преследованием, отошли для Мэри на второй или даже на третий план. Ребенок — мальчик — весил семь фунтов и две унции, и на лбу у него пламенела треугольная прядь огненно-рыжих волос, несколько напоминавшая своей формой перевернутую козлиную бородку. Мэри назвала его Патриком в честь свекра — Натова отца. Она была безмерно счастлива, что у ее сына такие же волосы и глаза, как у Ната. Материнские чувства, отсутствие которых так ее беспокоило на протяжении всей беременности, пришли вместе с молоком. С этого момента Мэри уже не мыслила себя отдельно от ребенка. Частенько забота о малыше принимала у нее форму гиперопеки. Любая, даже воображаемая угроза его здоровью и благополучию вызывала у Мэри яростную, почти истерическую реакцию. Она, впрочем, надеялась, что со временем как-нибудь примирится со смертью Ната и будет вести себя спокойнее. Но пока Мэри чувствовала себя напуганной и растерянной как никогда. И то обстоятельство, что ей предстояла серьезная схватка с полицией, отнюдь не добавляло ей спокойствия.
К счастью, состряпанное против нее дело так и не попало в суд. Ее адвокат с самого начала выбрал верную тактику: упирая на неординарные обстоятельства происшествия, он одновременно пытался доказать, что в данном конкретном случае полиция отстаивает свои узковедомственные интересы, а отнюдь не интересы закона. Благодаря подобному подходу ему удалось добиться того, что Мэри было предъявлено обвинение в мелком административном правонарушении и назначено наказание в виде штрафа в размере тысячи долларов. Узнав об этом, Мэри от облегчения даже расплакалась и бросилась обнимать адвоката. Теперь она могла наконец попытаться жить спокойно. Чтобы отпраздновать успех, она пригласила к себе нескольких самых близких друзей и поделилась с ними своими планами вернуться на работу.
Когда вечеринка закончилась и гости разошлись по домам, Мэри открыла люк у подножия ведущей наверх лестницы и спустилась в подпол. Небольшой электрический фонарик у нее в руке выхватил из темноты сигарообразный герметичный контейнер, который они с Натом спрятали возле одной из опор фундамента вскоре после того, как поженились. Они называли его своим «любовным снарядом» или «ракетой любви» и использовали в качестве сейфа, в котором хранились драгоценные мелочи и сувениры, напоминавшие о разных памятных событиях. Открыв крышку, Мэри некоторое время перебирала фотографии, где они были сняты вместе, кассеты с любительской видеозаписью их свадьбы, пропуска на медицинскую конференцию в Аризонском университете, где они впервые увидели друг друга… Сегодня она добавила к этой коллекции плотный конверт с фотографиями сына и окровавленную полотняную блузку, которая была на ней в тот роковой день.
— Не думай, что я позабуду про наш «любовный снаряд» только потому, что тебя нет, — прошептала она. — Вот первые снимки твоего сына. Надеюсь, он вырастет похожим на тебя…
Благодаря специальному радиосигнальному устройству, которое Мэри непременно брала с собой, когда выходила из комнаты, где находился ребенок, она хорошо слышала, как маленький Патрик негромко посапывает в своей колыбельке. Сейчас она спросила себя, сможет ли она оставить сына с посторонним человеком, когда вернется на работу. Пару часов назад Мэри почти пообещала друзьям, что сделает это в самое ближайшее время, но теперь ей казалось, что она, возможно, поторопилась. А если быть до конца откровенной, то она по-прежнему ощущала себя слишком одинокой и несчастной, чтобы добровольно расстаться с сыном — единственным сокровищем, что у нее осталось.
— Кто я без тебя, Нат? — прошептала Мэри в темноте. — Я больше не знаю, кто я и что собой представляю… Ты был мне опорой и помогал мне идти вперед, а я… я об этом даже не догадывалась.
Она уже собиралась закрыть крышку, когда вдруг заметила, что дно сигарообразного контейнера как-то странно прогнулось под пальцами. Нажав на него сильнее, Мэри обнаружила, что под пластиком скрывается потайное отделение, в котором лежат какие-то документы. Достав один из конвертов, Мэри осторожно его открыла. Внутри оказалось несколько листков бумаги, исписанных доктором Вассерстромом. Сама Мэри его не знала, но часто слышала о нем от Ната и Альберта. Лью Вассерстром работал в Калифорнийском технологическом институте и погиб незадолго до смерти Ната: его нашли мертвым в Ла-Холье в его собственном автомобиле — гибкий шланг, надетый на выхлопную трубу, был проведен в салон. Самоубийство — гласила официальная версия, но коллег Вассерстрома доводы полиции не убедили. Лью никогда не страдал депрессиями; кроме того, он занимался весьма важными исследованиями и был буквально в двух шагах от Нобелевской премии. Доктор Вассерстром одним из первых добился успеха в изучении циклина Д-1 — протеина, ответственного за активацию двух протоонкогенов, присутствующих в тканях молочной железы. Мать Мэри умерла от рака груди, поэтому она весьма пристально и зорко следила за работами доктора. Сама Мэри не была специалистом в этой области, но сейчас, бегло просмотрев рабочие материалы Вассерстрома, она сразу увидела записи об экспериментах с протоонкогенами семейств ras и neu и поняла, что доктор уже испытывал первую опытную вакцину для подавления циклина. До сегодняшнего дня Мэри понятия не имела, что Вассерстром продвинулся так далеко.
