Дэниел Полански - По лезвию бритвы
— Исключительное предложение. У меня состоится беседа с лордом Беконфилдом, и завтра, когда вы проснетесь, у вас будет одной проблемой меньше.
— А почему ты так рвешься взять на себя ответственность за смерть доброго герцога?
— Я легко до него доберусь, а вам не все ли равно? Дело будет выполнено.
Сцепив руки перед лицом, старик сделал вид, что серьезно размышляет. Спустя пятнадцать секунд умиротворяющего молчания он провел ладонями по лицу и откинулся на спинку своего кресла.
— Несчастные случаи не исключены, — изрек Старец.
Я поднялся и прошел к выходу, но, открывая дверь, обернулся.
— Вам следует знать, что потребуется некоторая зачистка. Все пройдет быстро, но будет немного шумно.
— Как ты только что сказал сам: мы — Особый отдел.
— Когда я соберусь прикончить вас, то будет тихо, как на кладбище.
Старик сконфуженно ухмыльнулся, раздосадованный моим недостойным поведением.
— Ну и характер! Ты ни за что не доживешь до моих лет, если не научишься хоть немного радоваться жизни.
Я ничего не ответил, просто закрыл дверь с другой стороны безликого кабинета с бессердечным человеком, который обитал в нем.
45
Потом был обратный путь в «Графа», полуходьба-полубег по глубоким снежным сугробам высотой до колен. Меня преследовал постоянный холод. Я помнил лишь один короткий просвет, когда было чистое небо и с него не валился лед, но и то смутно.
Когда я вернулся домой, наш трактир был закрыт на всю ночь: при такой-то погоде мы не ждали наплыва клиентов. Главный зал пустовал. Адольфус, по всей видимости, оставался в дальней комнате, утешая жену. У меня не было времени его искать. Я не планировал нападать на Клинка до наступления ночи, но должен был использовать каждую минуту оставшегося времени, чтобы подготовиться к встрече.
Поднявшись к себе в комнату, я обнаружил на прикроватном столике небольшой конверт. Адольфус нацарапал на нем короткую запись: «Пока тебя не было, приходил посыльный от Гренвальда». При иных обстоятельствах я непременно бы посмеялся. Подумать только, впервые за всю свою никчемную жизнь мой бывший командир сделал для меня что-то действительно важное, но было уже слишком поздно, чтобы его подвиг принес какую-то пользу. Я проигнорировал письмо и взялся за более неотложные дела.
Достав из-под кровати сундук, я вынул оттуда бурый сверток, затем сел за стол и начал разворачивать бумагу. Два часа ушло на самозабвенное выполнение опасных и трудоемких операций, необходимых для того, чтобы привести оснащение в боевую готовность. Вооружившись парой метательных ножей и шнурком тонкой веревки, я сунул в карман жестянку черной маскировочной краски и спустился вниз.
Я так сосредоточился на своей задаче, что едва не столкнулся с Адольфусом, который стоял у подножия лестницы, почти невидимый благодаря тусклому свету и собственной сверхъестественной неподвижности. Под тяжелым пальто подранные кожаные доспехи в заклепках жестко натянулись на его массивной груди, и он откопал где-то свой стальной шлем-котелок, с вмятинами и зазубринами, оставленными пятью годами военной службы. Помимо боевого одеяния Адольфус запасся еще и оружием: на поясе висели два коротких клинка, за спиной болтался на ремне боевой топор.
— Какого черта ты все это нацепил? — удивленно спросил я.
Неистовство в его глазах не оставляло ни малейшего сомнения в том, что выбор одежды был сделан моим товарищем вполне обдуманно.
— Уж не думал ли ты, что пойдешь один? Это не первый наш с тобой бой. Я, как всегда, буду прикрывать тебя с тыла.
Может, мой друг был пьян? Я принюхался к его дыханию — явно трезв.
— У меня нет времени на разговоры. Присмотри за Аделиной, я через несколько часов вернусь.
— Воробей — мой сын, — произнес он без всякого пафоса и преувеличений. — Я не стану сидеть в тепле у огня, пока его жизнь в опасности.
Избавь нас Хранитель Клятвы от бессмысленного благородства.
— Я ценю твое предложение, но в твоей помощи не нуждаюсь.
Я попытался протиснуться между ним и стенкой, но Адольфус одной пятерней схватил меня за ворот и припер к лестничной балюстраде.
— Это не предложение, — сказал он.
Его некогда черную копну волос теперь густо покрыли седые пряди. Рябое лицо отяжелело. Неужели и я был таким же старым? Неужели и я имел теперь настолько же глупый вид: по-хулигански задранный воротник, до отказа набитые сталью карманы, мужчина среднего возраста, играющий в забавы юношества?
Не было никакой пользы от размышлений такого рода. Я нужен был Воробью. О кризисе возраста я смогу подумать часов через шесть, если мне суждено остаться в живых.
Опустив руку Адольфуса, я поднялся на ступень выше, чтобы получить больше места для маневра.
— Ты ожирел. Всегда был крупным, но теперь ожирел. Ты медлителен и не можешь двигаться незаметно, и ты больше не способен убить человека, это качество ты утратил. Во всяком случае, не способен сделать это так, как сделаю я. И я сомневаюсь, что ты когда-либо вообще был способен на это. У меня нет времени утешать твое самолюбие. С каждой потраченной на тебя секундой мальчик становится ближе к смерти. Дай мне пройти.
На мгновение мне показалось, что я немного перестарался и гигант сейчас оторвет мне башку. Но затем он уткнулся глазами в пол, и вся его сила и решительность словно вытекли из него, как сквозь дыру в днище сосуда. Адольфус отошел в сторону, позвякивая своей коллекцией вооружения.
— Присмотри за Аделиной, — сказал я на прощание. — Вернусь через час или два.
Расчет времени был, разумеется, более чем приблизительный, но говорить об этом не имело никакого смысла. Я вышел в ночные сумерки.
46
Я присел за кустом в двадцати ярдах от задних ворот имения лорда Беконфилда. Покрыл кожу черной маскировочной краской. Кусок веревки в моих руках мерцал в свете луны. Я пытался придумать какой-нибудь способ сохранить Дункану жизнь. Мне не хотелось, чтобы он умирал, но до сих пор ничего не приходило на ум.
Я не мог просто лишить его чувств. Этот трюк работает не так, как думают большинство людей. Один молниеносный удар по кумполу — и ваша жертва просыпается через час с тупой головной болью. В половине случаев она движется, и в результате ваш кулак не попадает в нужное место, а вы остаетесь стоять дурак дураком. Если же вы вырубаете жертву с первого удара, то она, вероятнее всего, очухается в самый неподходящий для вас момент и создаст трудности. Но если так и останется лежать, то это обычно означает, что мозг поврежден и человек до конца своих дней будет ходить под себя, что, готов спорить, ничуть не лучше, чем лежать в могиле.
