Николай Караченцов - Корабль плывет
Обзор книги Николай Караченцов - Корабль плывет
Так что же в конечном счете получилось у меня с помощью моего давнего друга журналиста Виталия Мелик-Карамова? Прежде подобный жанр назывался «записки на манжетах». То есть на бегу, на ходу, а именно так и происходила работа над книгой. Достаточно сказать, что свои «записки» я надиктовывал не месяц, не два, даже не полгода. Три года.
Вмешивались другие дела, но прежде всего моя профессия. Ради нее я, наверное, и появился на свет. Ради нее живу, на нее и уповаю и никогда не представлял себя в другом деле.
Николай Караченцов
Корабль плывет
Выражаем благодарность за помощь в подготовке книги Виталию Мелику-Карамову, Юрию Рагикину, Татьяне Зайцевой, Валерию Краснопольскому, Кириллу Винокурову; Владимиру Вестерману
…Жители двадцатого столетья!
Ваш идет к концу двадцатый век.
Неужели вечно не ответит
На вопрос согласья человек?
Две души, несущихся в пространство
Полтораста одиноких лет.
Мы вас умоляем о согласьи.
Без согласья смысла в жизни нет.
Аллилуйя, возлюбленной паре!
Мы забыли, бранясь и пируя,
Для чего мы на землю попали —
Аллилуйя любви, аллилуйя!
Аллилуйя всем будущим детям;
Наша жизнь пролетела аллюром.
Мы проклятым вопросам ответим:
Аллилуйя любви, аллилуйя!..
Я люблю твои руки и речи.
С твоих ног я усталость разую…
В море общем сливаются реки —
Аллилуйя любви, аллилуйя!
Аллилуйя, Гудзону и Волге!
Государства любовь образуют,
Аллилуйя, князь Игорь и Ольга!
Аллилуйя любви, аллилуйя!
Аллилуйя свирепому нересту!
Аллилуйя бобрам алеутским!
Лишь любовью оправдана ненависть.
Аллилуйя любви, аллилуйя!
Аллилуйя, Кончитте с Резановым!
Исповедуя веру живую,
Мы повторим под занавес заповедь:
Аллилуйя любви, аллилуйя!
Аллилуйя актерам трагедии,
Что нам жизнь подарили вторую.
Полюбивши нас через столетье.
Аллилуйя любви, аллилуйя!
Из предисловия к книге «Авось!»
Конечно, это не автобиография. Надеюсь, в свои шестьдесят я еще не дорос до подобного жанра. Без сомнения, мои записи — никак не учебник актерского мастерства. Я все еще абсолютный или почти абсолютный практик. И, наконец, на этих страницах вы не найдете «путеводителя по профессии», раскрывающего «секреты успеха».
Так что же в конечном счете получилось у меня с помощью моего давнего друга журналиста Виталия Мелик-Карамова? Прежде подобный жанр назывался «записки на манжетах». То есть на бегу, на ходу, а именно так и происходила работа над книгой. Достаточно сказать, что свои «записки» я надиктовывал не месяц, не два, даже не полгода. Три года.
Вмешивались другие дела, но прежде всего моя профессия. Ради нее я, наверное, и появился на свет. Ради нее живу, на нее и уповаю и никогда не представлял себя в другом деле.
А теперь мне хотелось бы объясниться, и вот по какой причине. Ежедневно я встречаюсь с десятками людей. За год число моих знакомых вырастает на несколько сотен.
Бессмысленно даже пытаться упомянуть хотя бы часть из них.
Но среди огромного людского моря есть «мои острова». Есть те, с кем я не разлучаюсь много лет, кому благодарен, кому обязан. И если я кого-то не вспомнил на этих страницах, прошу меня простить, жанр «на манжетах» не позволяет перечислить все важнейшие встречи, даты и события. Вы, кто дороги мне, по-прежнему в моем сердце.
Домашние шутливо называют меня «народным достоянием». Не самое обидное для актера прозвище. Профессия актера — публичная. Мы рождены, чтобы нас любил зритель. Мы обязаны ему нравиться. В то же время наша профессия зависима, причем от тысяч самых разных людей и событий. Кого-то из нас любят только близкие, кого-то — узкий круг театралов, кто-то «герой» в своем городе, а кто-то действительно становится народным достоянием (без кавычек). Труд, талант при этом — безусловно, необходимые составляющие, но главное — Удача! Далеко не сразу, но мне она улыбнулась. Оттого ее улыбкой я очень дорожу.
Но, как всякий русский человек, я рассчитывал прежде всего на «авось!»
Как видите, помогло!
Ваш Николай Караченцов
Москва, 2004 год
* * *Коля собирался дописывать «Авось!», но случилась катастрофа 28 февраля 2005 года… И вот я, его супруга, взяла на себя ответственность и попыталась дополнить главы. Поскольку многого из того, что он хотел рассказать о сыгранных им ролях в спектаклях, фильмах, о своих друзьях-актерах, режиссерах, композиторах, поэтах, балетмейстерах, в «Авось!» не вошло.
Например, Коля не рассказал, сколько времени работал вместе с Максимом Дунаевским, что их объединяло в творчестве. О замечательном балетмейстере Диме Брянцеве, нашем друге, без вести пропавшем в Праге три года назад. О появившемся совсем недавно в его жизни композиторе Рустаме Невретдинове, с которым он записал «Мой поезд еще не ушел», «Архангел Михаил» и другие песни. О композиторе Лоре Квинт. Она ведь для Коли как сестра. Она его братом называет.
Добавлю свои впечатления о наших встречах во Франции с Пьером Карденом, вдохновителем и организатором наших незабываемых гастролей. О работе на съемочной площадке с Иннокентием Смоктуновским. О том, почему на сцене «Ленкома» больше не идет спектакль «Чешское фото». О его концертах, к которым он всегда тщательно готовился и проводил блестяще, используя весь свой богатейший творческий арсенал.
Люди, описанные Колей и мною в этой книге, были и продолжают оставаться его близкими друзьями. А когда случилась беда, они все пришли на помощь, они все участвовали в его судьбе, помогали преодолевать трудности… Десятки, сотни людей.
…В его книге ритм такой рваный, как сама его жизнь. Я этот ритм постаралась сохранить и в своих воспоминаниях. Что-то, наверное, не получилось воспроизвести в точности. Что-то неизбежно было пропущено, быть может, что-то очень важное, но пока не поддающееся отображению на бумаге.
И еще я хотела поделиться своими мыслями о том, как мы прожили это время после выхода его книги. Я хотела рассказать, что изменилось в нашей жизни за это время. О том, как он возвращается к творчеству.
Мой взгляд не мог быть беспристрастным. Это прежде всего взгляд женщины на ее любимого мужчину, попавшего в страшную ситуацию, из которой, казалось, не было выхода.
У Коли есть его личная заповедь:
«Мужчина не имеет право соединять слова «я» и «устал». Он может один раз в жизни сказать: «Нет больше сил», — и умереть».
Пока у него и у меня есть силы, он не произнесет эти фатальные слова.
Людмила Поргина,
Москва, апрель 2007
Мы, шуты, — одна артель
В пьесе Григория Горина «Шут Балакирев» Шут — это некая дань актерству, лицедейской смелости, мы все вместе, ведь мы — шуты. Есть в пьесе великая реплика, я надеюсь, она будет услышана, когда один из персонажей выкрикивает: «Мы, шуты, — одна артель». То есть это еще и братство, клан. Сегодня я могу, наверное, войти в любой кабинет. Везде меня встретят с улыбкой, с кофе, с чаем, а то и предложат стопку и распростертые объятия. Возможно, сановный человек даже выскочит из-за стола ко мне навстречу. Но я далеко не уверен, что, после того, как за мной закроется дверь, у него не изменится лицо, во всяком случае он обо мне сразу забудет. Все равно для большинства людей мы — живое развлечение. Все равно многие скажут: актер — несерьезная профессия, его задача нас веселить, а уж делом-то занимаемся мы. Помню, какой вышел спор, чуть не до драки, когда я лежал с травмой в отделении замечательного доктора Балакирева (теперь, по-моему, этот физкультурный диспансер называется Научный центр спортивной медицины). На койке рядом — директор крупного завода. «За что этой… дали вторую звезду Героя Соцтруда?» Это он о Галине Сергеевне Улановой. «За что? Она там ножкой бум-бум. Она бы ко мне на завод пришла и посмотрела на руки настоящих Героев Соцтруда!»
