Ярослава Осокина - Истории Джека
— Тепло, — облегченно вздыхает Энца, опасавшаяся, что снова попадет в межсезонье.
— Светло, — радуется Саган, и Донно смеется над ними.
Анна нервно ходила из угла в угол. Вылетала в коридор, чтобы выпить воды из кулера и возвращалась в комнату, чтобы снова мерить ее шагами. Она успела взять штурмом диспетчерскую, плотно пообщаться с администрацией и собственным начальством. Никаких результатов это не принесло.
Джек вышел на балкончик и устроился покурить. Смотреть на трансляцию «Охотников и уток» было слишком скучно: Джеку никогда не нравились командные игры. Была бы там еще интеллектуальная составляющая, вроде стратегии в бао, еще куда ни шло. А то носятся, схлопывают на поле пространство, ныряют в свои же ловушки, дерутся и скандалят. Тоска.
— Ты совсем не волнуешься! — накинулась на него Анна. — А ты, Роберт, вообще бревно! Впрочем, как всегда. Что вы расселись? Надо же что-то делать?
— Пока у тебя нет дурных предчувствий, — меланхолично заметил Роберт, — к чему трепыхаться? Они не маленькие, и сами во всем разберутся.
— Надо ждать, — зевнув, сказал Джек. — Ты уже все, что могла сделала.
— Это ты, Джек, — вдруг сердито сказала Анна. — Всегда, везде. Где ты только ни появляешься, все идет не так.
— Ну ты совсем того, — поразился Джек. — Тут как ни крути, я вообще не причем.
— А ты теперь и не один, теперь вы вдвоем вносите хаос, — устало ответила Анна.
Она наконец присела на диванчик и обхватила себя руками.
— Я его совсем не чувствую. Он выплеснул слишком много энергии, и все мои контролирующие чары смело. Он теперь не сможет вызывать огонь…
Она нервно растерла пальцы и вдруг вскинулась, осененная новой идеей.
— И как ты мог ее отпустить, Джек? Неужели ты не боишься, что с ней что-то случится? Разве вам обоим мало той опасности, которая на работе?
Джек заткнул уши. Он не видел смысла разговаривать с женщиной, явно пытающейся довести себя до истерики.
— Энца, ты не могла бы срезать мне прут вон с того дерева? Вроде бы ясень. И штук пять прямых хворостин.
— Могу, — удивилась Энца. — Но если тебе нужно опираться, лучше потолще что-то.
— Не, это я сам сейчас подберу. Я хочу лук сделать. Когда в академии учился, ходил на факультатив по стрельбе, так что тряхну стариной.
Донно в это время методично разбивал отряд из шести големов: была его очередь охотиться.
Энца по указаниям Сагана выбрала и срезала прут посуше, обтесала его и нанесла зарубки для тетивы.
— Это временный, несерьезный лук, — сказал Саган, натягивая тетиву. В его рюкзаке валялась всякая всячина — от жвачек и шоколада до гвоздей и бечевки. — Я предполагал, что будет сложно, и прихватил всего понемногу.
— А зачем тебе пассатижи? — спросила Энца, помогая собрать высыпанные из рюкзака вещи. — А резиновая собачка, рулетка и проездной на автобус?
— Ну, мало ли что может случиться, — туманно ответил Саган.
— Что еще может случиться, чтобы тебе понадобился в лесу проездной? — не унималась Энца.
— Я всегда беру с собой проездной — это счастливый билетик. На удачу, понимаешь?
— Он на этот месяц… Ого. У тебя бутерброды. Старые?
— Почему старые? Сегодня утром готовил, — сказал Саган. Он примерился и выпустил стрелу.
Наточенный с одной стороны прут ушел по дуге и почти наполовину вонзился в ствол дерева. Энца уважительно присвистнула.
— О как, — гордо сказал Саган. — Ничего еще не забыл.
— На стреле чары? Или на луке?
— И там, и там. На стрелу еще дополнительно можно вешать разные боевые плетения, так что когда до меня очередь дойдет, я тоже «жетончики» пособираю.
Взмокший Донно присел на землю рядом с ними, и Саган тут же похвастался луком.
— Давайте перекусим? — предложила Энца. — Как-нибудь поделим, тут и шоколад есть, а у меня немного воды осталось.
Донно, поколебавшись, согласился.
— Знаешь, — спустя некоторое время сказал Саган. — Вы с Джеком просто притягиваете к себе неприятности. Еще ни разу ни одна задумка не удалась, если в ней вы участвуете.
— Неправда, — обиделась Энца. — Ничего такого мы не делаем.
— Вы разрушаете мироздание, понимаешь? Вот я живу, никого не трогаю, вокруг меня по своим правилам живет мир, потом появляетесь вы — и все рушится.
Вместо ответа девушка приложила руку к его лбу.
— Вроде не горячий, — озадаченно нахмурилась она. — Может, удар был сильнее, чем мы думаем…
— Да нет же! — с досадой отмахнулся Саган. — Я ведь в переносном смысле.
Лет двести назад, еще при славном императоре Максене, том самом, который всю жизнь собирал коллекцию жуков, ненавидел парады и ровно раз в месяц ездил смотреть на публичную казнь для просветления духа, Железный лес вовсе не был тем приятным местом для спортивных соревнований, каким его видят сейчас.
Тогда Алый турнир проводился раз в шесть лет. Готовить его начинали за полгода: искусные маги прокладывали тропы и наполняли их ловушками, закручивали переходы в головоломные лабиринты, расставляли конструктов и свозили со всех уголков Старого света опасных чудовищ.
Русалочьи пути в то время еще не придумали, и Железный лес был сложнейшим испытанием, пройти которое было честью для любого мага. Не только честью, но и удачей, если уж быть до конца честными. На путаных тропах под черной сенью деревьев пропало немало людей и, говорят, их неупокоенные души и по сию пору бродят в поисках выхода из леса.
В Старом свете это было одним из обязательных состязаний Алого турнира, и подобных лесов существовало несколько. Под Лютецией, например, Железный лес в прошлом веке превратили в туристическое развлечение, что-то вроде дома ужасов, с безобидными големами, пугающими из-за кустов и неким подобием лабиринта.
Сейчас мало что осталось от былого. Операторы отслеживают каждую тропу, на участниках навешаны специальные маячки и гарнитуры для связи — они, конечно, работают только в пределах установленного маршрута, но и то огромный прогресс по сравнению со старым Железным лесом. И разве что маршруты S были неким подобием троп стародавнего времени.
Расслабляться на них нельзя было. Усложненное поведение големов, их более опасные разновидности — и магические ловушки.
Тем чуднее Сагану казался их пикник на небольшой поляне. Он нервничал и оглядывался постоянно, хотя Донно сказал, что все время сканирует окрестности. Энца, казалось, вовсе ни о чем не думала, увлеченно жевала бутерброд и разглядывала его лук.
Наверно поэтому он завел этот дурацкий разговор. Дурацкий — потому что ему никак не удавалось выразить свою мысль. Слова подтопляли ее, искажали, сколько бы раз он не пробовал ее озвучить.
