Всеволод Глуховцев - Пурпурный занавес
– …приступаем к обыску, – распорядился он. – Понятых прошу быть внимательными.
Приступили. Костя включил магнитофон для фиксации действий.
– В комнате находятся: стол письменный, два стула полумягких, диван раздвижной… – скучным голосом заговорил он.
Дошла очередь и до брегета, лежавшего на столе.
– Часы карманные, из жёлтого металла… похоже, старинные… – Костя вынул из кармана одноразовые целлофановые перчатки, взял брегет, отколупнул крышку…
– Е-моё! – совсем не по-протокольному вскрикнул он. – Валентин, ты глянь-ка!
Царёв подошёл, и они вдвоём стали рассматривать предмет.
– Задержанный, – подал голос капитан, – откуда у вас этот предмет?
Тот криво ощерился. В левом углу рта выступила кровь.
– Наследство, – прозвучал хриплый ответ.
– Ты, сволочь, нормально отвечай, когда с тобой разговаривают, – посоветовал один из собровцев.
Валентин подержал на сидящем холодный взор, ничего не сказал и повернулся к Косте.
– Я говорил, – вполголоса молвил он, – что тут какие-то оккультные мотивы… Ну вот, так оно и есть.
– Гляньте! – прервал его возглас собровца, открывшего стенной шкаф. – Товарищ капитан!
Царёв подошёл. Вояка победно ткнул пальцем.
На крючке в шкафу висели шляпа и тёмный длинный плащ.
Капитан хмыкнул. Всё ясно.
Та бабушка, свидетельница, так и говорила: в шляпе, в длинном плаще. Непонятно, правда, для чего такой маскарад… ну да что с безумца, свихнувшегося на оккультизме, взять. Наверно, какой-то идиотский ритуал соблюдал.
– Хорошо, – Валентин кивнул. – Занесём в протокол.
Костя уже шуровал вовсю в ящиках стола, не забывая бормотать в диктофон. Царёв подошёл к нему.
– Ну что, есть что существенное?
– Да так, барахло… Хотя, вот какая штука, смотри. Тоже, небось, колдовская какая-то хрень.
И он сунул Валентину круглый серый камушек с узорами замысловатыми.
Капитан взял его, повертел в пальцах.
Странное чувство сыграло в нём. Нет, надо же!.. – подумал он. Вот тварь. Не просто так убивает, а с каким-то гадким смыслом, с идеей!..
Что-то вспыхнуло в Валентине. Он резко шагнул к задержанному.
– Это – ваше?
И в голосе что-то зазвенело не то, какая-то предгрозовая струна.
Все почувствовали это.
Костя встревожился:
– Э, Валька! Ты того…
Но Царёв уже справился с собой.
– Всё нормально, – сказал он.
В правой руке его так и остался гладкий кругляш. Царёв посмотрел на него и кинул в колени задержанному.
– Твоё!
Он и сам не подозревал, насколько прав.
– Мать вашу! – тенорок из-под маски взвился фистулой. – Мать вашу!! Мужики! Что это?!..
Это было чудо.
Та часть пространства, где находилось кресло с задержанным, призрачно дрогнула, что-то сместилось в ней, потекло – так бывает, когда ливень льёт по оконному стеклу – и фигура задержанного стала стремительно растворяться в этой полупрозрачной пелене. Секунда! – и она исчезла.
33
То была страна Дракона. Николай сразу узнал её.
Что-то мешало ему. Он глянул вниз: наручники.
Одно движенье – и они полетели вниз. Глухо брякнули оземь.
Мрачная, голая равнина, ни кустика, ни деревца. И тёмное небо, низко над этой мёртвой землёй, без родной знакомой синевы, без облаков, без ветра – драконье небо.
Николай пошёл по ней так, словно он точно знал, куда ему идти. И пришёл – вот стоит полуразрушенный кирпичный дом, руины. Гордеев вошел в него, и коридоры этого дома сами привели в пустую, голую комнату со сводчатым потолком.
В другом конце её стояла фигура. Мужчина – рослый, массивный, с короткой стрижкой. Стоял к нему спиной в темном… нет, не в плаще, в куртке – такой черной кожанке.
Незнакомец медленно повернулся.
Мать-перемать!..
Лицо его было скрыто чёрной маской. Той самой, что была на чёрном всаднике в волшебном лесу, той самой, что показывал Николаю теософ Сергей Никанорович… Той, да не той! На этой не было никакого следа удара.
И как тогда, вспыхнуло красное в прорезях глазниц, и – не успел Гордеев моргнуть, как тварь мощным прыжком рванулась к нему.
Гордеев сделал обманный выпад левой, сам ударил правой. Тот легко ушел в сторону, рука скользнула в пустоту.
И тут же Николай получил хлёсткий удар по печени. Он хватанул воздух ртом, в глазах на миг помутилось.
Это здорово рассердило его. Ах, так! Ну, получи – и в противоход, всей массой корпуса – джеб левой, точно в челюсть!
Любой другой от такого подарка рухнул бы. Но этот – у него не только маска, у него вся морда точно железная была. Хоть бы хны!
Они принялись кружить по комнате. Нырки, уклоны, выпады. Мелькали руки, ноги, раздавались короткие резкие выдохи – понеслась рукопашная…
Поначалу Николай держался на равных, но очень скоро стал выдыхаться – враг теснил его. Убийца явно превосходил своего супротивника по уровню подготовки, был более опытен и силен. Предплечья, локти, кисти Гордеева ныли от бесчисленных блоков, которые он, защищаясь, ставил на пути кулаков и тяжелых ботинок противника. Болели ребра, плечи, голени, куда метил – и попадал! – его супостат. Гордееву приходилось все хуже…
Очередной коварный удар ногой с разворота отшвырнул его на несколько метров. Николай шлепнулся наземь, больно ударившись спиной о стену. В глазах потемнело.
Он вдруг понял, что проиграл этот бой. Убийце оставалось лишь добить его.
И урод не оставил и тени сомнения, что сделает это. Под маской радостно сверкнуло. И могучая фигура неспешным пружинистым шагом направилась к поверженному противнику.
– Господи, помоги!
Никогда раньше Николай Гордеев не говорил таких слов. Да и не мог он их сказать. Вернее, мог, но если б и сказал, это было бы так – пустышка, вздор. Ибо раньше не было в нём веры.
А теперь – миг! – и она озарила душу.
Это нельзя было описать словами. Вообще никак! Это надо было пережить. Николай – пережил.
Он встал. Сжал правую руку и почувствовал в ней твёрдую рукоять.
Он взглянул – меч. Короткий обоюдоострый, как у римского воина.
И убийца увидел этот меч. Он вдруг застыл на месте. Правая рука его сделала судорожное движение – как бы взять, достать нечто.
Но было поздно.
Точным молниеносным посылом Николай бросил себя вперёд. Удар! – и клинок пробил кожу куртки. Прямо в сердце.
Бросок был так силён, что инерция швырнула Николая на врага. Тот вскинул руки, точно хотел обнять Гордеева – и обнял-таки, на мгновенье – но руки его уже обвисли бессильно, и сам он обмяк, колени подкосились – он упал на них, секундно замер так – и повалился на бок.
Всё.
Гордеев какое-то время стоял. Затем, как бы опомнившись, шагнул, выдернул меч из груди трупа.
И опять остановился. Что дальше?
