Фигль-Мигль - Эта страна
Они проехали мимо центрального парка (сад, вспоминает Саша, чтобы не как в NY) и повернули по холму вверх. Непоздний вечер уже почернел, и стены особняков размыто просияли сквозь тьму.
– Тормози, – неожиданно сказал полковник. – Подождите десять минут.
Саша всполошился.
– Ты к Марье Петровне? Я тоже пойду.
– Ну какого чёрта мне идти к Марье Петровне? Я и не знал, что она здесь живёт.
Почти со злобой Татев выбрался из машины и захромал назад. Доцент Энгельгардт похлопал глазами.
– Что это с ним?
– Не знаю и знать не хочу. Может, от начальства прилетело.
– …А тебе сильно прилетит?
Расправа хмыкнул.
– Да ладно, справимся. Будем работать побольше, кушать поменьше…
Он полез в карман за салфетками и стал медленно протирать руки и руль.
– Вот так всегда, где большие деньги. Кому-то их не хватает.
– Ну что ты реально знаешь о больших деньгах?
«Попал кадилом в рыло».
– Всё, что нужно, чтобы из-за них не подохнуть.
Возвращаясь, Олег Татев говорит по телефону, и Саша слышит обрывок разговора: «…Это ты у меня спрашиваешь? ты разве не знаешь? Я думал, все знают. Я не делаю женщинам подарков. Я им плачу».
– Сослуживец, – объясняет он, убирая трубку в карман. – Спрашивает, что девушке подарить: машину или брюлики. Ты бы что подарил, Расправа? Камень на шею?
Саша сидит в мягком тёплом сумраке, а сумрак движется сквозь холодную тьму. Всё, что осталось за пределами машины, кажется враждебным и мёртвым, а всё, что есть живого, собрано здесь, внутри. Эти двое ему не друзья, между прочим, одному он не может смотреть в глаза, другому – боится, но любит их как дорогих, давних друзей, которые были с ним до и будут после, в первом классе и на похоронах. Огни, отражённый свет водой бегут по стёклам.
– Я влюблён в фотографию, – говорит Саша. – Опрятно, дёшево и романтично.
Полковник Татев оборачивается.
– Покажи.
– У меня нет.
– То есть как?
Да, вот так: ни в телефоне, ни в ноутбуке, ни в серебряной рамке. Что-то, судорожно хватаясь, держишь при себе, но не на кармане: образ женщины, например, которая прошла по улице за стеклом кафе, её фотографию, которую невозможно показать, переслать, размножить.
– У меня будет очень красивая безответная любовь, – говорит Саша и начинает смеяться, чувствуя, что наконец-то избавился от Филькина – даже столичная ночная жизнь не понадобилась. Столичная ночная жизнь. Она ещё встанет ему боком.
– Тебе пойдёт, – говорит полковник, тоже смеясь. – Это женщине безответная любовь не к лицу.
– Женщине любовь вообще не к лицу.
– Женщине к лицу, когда её любят.
– Совсем как родине, – говорит Саша, отсмеявшись. – Я, кажется, тоже принял судьбу. Но учти, Олег: сегодня-то я точно демобилизуюсь. Или дезертирую. Называй как хочешь.
– До чего же ты глуп, – сквозь зубы говорит Расправа.
– Он не глупый, – поправляет полковник. – Прос то ему нужен кто-то, за кем он мог бы пойти с чистой совестью.
– Я и говорю. Почему он выбрал для этой цели тебя?
– Саш, ты почему меня выбрал?
– Ничего подобного. Я выбрал не тебя, а дядю Мишу.
– Кого?.. Ах, этот-то… Не слишком для меня лестно, но я никому не скажу. Это всё равно, за кем ты пойдёшь. Лишь бы в правильном направлении.
Доцент Энгельгардт собрался ответить, но понял, что сказать ему нечего.
Действительно, чему он за этот месяц научился? Ничему такому, чего бы не знал с детства. Люби не требуя. Работай честно. Не лги хотя бы себе. Не предавай хотя бы друзей. Мой руки. Не позорь страну.
И если у тебя есть ордена-медали – надевай их к празднику.
