Карина Демина - Голодная бездна
Он умел многое. Опыт сказывался. И диагностом был хорошим. Коллеги весьма тепло о нем отзывались. Следователь удосужился их опросить, хотя и не понятно, зачем?
Имелось заявление.
Признание.
И Тельма перечитала его дважды, потому что не верила ни одному слову.
Матушка ее, которая и за пределы Острова выбиралась исключительно по острой нужде, самолично явилась в Третий округ? Отыскала этого целителя среди сотен иных? Предложила немалую сумму за услугу, которая была не только незаконна, но и небезопасна для ее здоровья. Он ведь понимал, чем чреват аборт на таком сроке.
Почему согласился?
Ладно, допустим, он был из тех, кто полагал, что женщина имеет право решать сама и за себя, и за ребенка, но… он ведь приносил клятву. И даже если клятва эта была лишь десятком пустых фраз у алтаря, оставался здравый смысл. Состоятельная женщина. Аборт. Возможные проблемы, в которых обвинили бы его… и ладно это, но почему он вообще появился?
Пришел с признанием.
Его бы не нашли. Не стали бы искать, потому как безнадежное это дело. А он сам… совесть замучила? В совесть Тельма не поверила ни на мгновение. Хотя бы потому, что этот аборт не был первым, на который решился доктор Лайм. Да и смерть… случалось ей с целителями встречаться. К смерти они относились куда спокойнее обычных людей.
Она пересмотрела дело, благо много времени на это не ушло. Дело было тонким. И прозрачным.
Передано в суд.
Приговор.
Смягчающие обстоятельства. Подорванное здоровье. Плохой прогноз. Невозможность остановить распад энергетической оболочки, вследствие чего проблемы с физической составляющей. Он прожил полтора месяца, Лаферт Лайм, чье лицо было Тельме незнакомо. И скончался в Берри-Соуд, что и не удивительно. Там и здоровые не выживали.
Тельма, перед тем как закрыть блокнот, записала еще одно имя.
Аманда.
Что-то подсказывало, что дочь Лаферта Лайма могла бы рассказать кое-что интересное. Шестнадцать ей было, далеко не дитя…
Следующая папка.
Тело Алисии Дженкинс, она же – Вильчевски, а в девичестве и вовсе Бертран, обнаружено в переулке на Мальдина-Грин с полусотней мелких травм и десятком ножевых ранений. Впрочем, как показало вскрытие, травмы являлись неотъемлемым элементом жизни вышеуказанной Алисии Дженкинс и проистекали из разногласий с супругом, по совместительству взявшем на себя и роль сутенера.
Эти снимки Тельма разглядывала с легким чувством брезгливости.
Она не сразу узнала женщину.
Та ведь была красива.
…в девичестве Бертран.
Но куда ушла красота? Опухшее одутловатое лицо, левая сторона которого заплыла. И Тельма закрыла эту сторону ладонью. Нет, ничего не изменилось. Женщине на снимке было хорошо за сорок. Алисия же… Тельма помнила ее молодой. Хорошенькой, несмотря на скучный наряд горничной. Легкой… а эта…
Банальная история.
Скоропалительный брак по любви. Покупка дома. Продажа дома и покупка квартиры… продажа квартиры во Втором округе и переезд в третий… жалобы соседей, впрочем, с переездом эта проблема ушла. В Третьем округе не было принято жаловаться на соседей.
Привод за проституцию.
Суд и штраф.
Еще один… и снова… обращение в клинику Минервы. Возвращение к мужу. Показания соседей, странно, что их удалось добыть. Парочка постоянно ссорилась. И муж Алисии, Дункан Дженкинс, не считал зазорным поучить слишком горделивую женушку.
Дурь выбивал.
Он и не скрывал, что в тот вечер снова избил Алисию, которая посмела прийти с улицы пустой. А ему нужны были деньги: он вновь проигрался.
Вообще не везло в последнее время.
Вот нервы и сдали.
Да, побил, но ушла она живой. Сбежала, сучка этакая, а на кого наткнулась, он уже не знает. Резать не стал бы, на кой ему жену резать, если она худо-бедно, а зарабатывала?
Читать это было мерзко.
Дело передано.
Признан виновным. Повешен.
Точка.
И странно, что вся эта история, в общем-то довольно трагичная – хотя Алисии сочувствовать не получалось совершенно, – заняла полтора года. А ведь останься она с мамой, прожила бы дольше. И все-таки… все-таки странно, что Дженкинс не признал за собой вины. Изобразил бы раскаяние. Поплакал бы, глядишь, и приговорили бы, с учетом обстоятельств, к годам двадцати каторги. Тоже ничего хорошего, но все лучше петли. А он до последнего упорствовал.
Может, и вправду не избавлялся от Алисии?
Может, все было иначе?
Неудачный брак. И деньги, которые супруг просадил быстро. Любовь, закончившаяся, надо полагать, сразу вслед за деньгами. Понимание, что идти некуда и надеяться не на кого. Попытка вспомнить старое. Заработать еще раз.
Могла ли она обратиться к кому-то, кого знала… о ком знала… маленькая тайна, которая была способна наделать много шума, и небольшая просьба о помощи.
Финансовой.
Потом еще одна просьба… или Гаррет сразу сообразил, что она не отстанет? Что проблему следует решить радикально. А там… виновный уже имелся. Следовало лишь немного подождать.
Что ж, в чем-то такой итог закономерен.
Высшая справедливость во плоти, вот только Тельме Алисия пригодилась бы живой. Папку она закрывала с легким чувством разочарования. И эта нить лопнула…
…третья. Предпоследняя. И Тельма, кажется, знает, о ком пойдет речь.
Мария Фирунас.
На снимке она почти такая же, какой Тельма ее запомнила: женщина неопределенных лет и скучного лица. Округлое, с чертами правильными, и в то же время невыразительными. Она собирала волосы в гладкий пучок на затылке и с удовольствием носила черные саржевые платья.
И не изменилась.
Мария Фирунас не выходила замуж.
И за проституцию ее не привлекали. Напротив, она являла собой пример благопристойной горожанки, чья жизнь проходила между домом, небольшой швейной мастерской, которую Мария Фирунас открыла во Втором округе, и храмом.
Что она носила Богам?
Хлеб и молоко, испрошая о прощении за малую ложь? Или не испрошая, но искренне веря, будто не совершила ничего дурного? Или свежую кровь со скотобойни? Нет, Мария и кровь… как-то оно не увязывалось одно с другим. Она отличалась патологической чистотой. И брезглива была.
Тельма усмехнулась: оказывается, сколько всего можно вспомнить о человеке спустя годы.
…или ничего не приносила, но покупала в храмовой лавке тонкие восковые свечи, которые ставила перед крестом. Малое подношение, но душевная молитва. Что еще надобно Безымянному Богу, не сумевшему стать единственным?
Суть не в том.
Ее благочестие не осталось незамеченным. И Марию пригласили в Храмовый женский комитет.
