Марк Ходдер - Таинственная история заводного человека
— Ах, да… Мое упущение. Я его загипнотизировал — и это побочные эффекты: в свое время они пройдут.
— Загипнотизировали? Зачем?
— Я уверен, что за этим бунтом стоят какие-то медиумы, потому и пытался защитить Алджи.
— Ого! — воскликнул Бхатти. — Хотел бы я, чтобы вы остались и загипнотизировали некоторых моих товарищей. Среди нас есть сторонники Претендента Тичборна, некоторые убегают на Стрэнд и не возвращаются, а кое-кто не может даже стоять от головной боли… Короче, полный хаос!
— А вы, констебль? Как вы себя чувствуете?
— С самого начала этого хаоса у меня голова раскалывается на куски, но это я переживу… Я слышу звук экипажа? Или мне кажется?
— Да, похоже на то. Вы позаботитесь о Бёрке и Хэйре?
— Да, капитан. Сержант Киллер и я перевезем их туда, где им помогут.
Бёртон обернулся к агентам Пальмерстона: оба пришли в сознание и стояли, опираясь на будку.
— Ребята, перепоручаю вас сержанту Киллеру и констеблю Бхатти.
— Очень хорошо, сэр, — сказал Бёрк. — Кстати, мы не успели спросить: удалось ли вам сделать всё, что вы хотели?
— Еще бы! Мои благодарности вам обоим.
— Удачи, капитан.
Королевский агент кивнул им, стукнул по плечу Бхатти, вежливо попрощался с Киллером и исчез в крутящихся клубах тумана. Добравшись до края моста — констебли, которых уже предупредили, разрешили ему пройти, — Бёртон спустился по лестнице на набережную Альберта,[139] по которой побежал на восток. Здесь его сразу же окутало зловоние Темзы: он кашлял, глотая на бегу отравленный грязный воздух; слезились глаза, и текло из носа. Наконец, добравшись до конца Мидл-Тэмпл-лейн, он остановился, согнулся вдвое, и его стошнило «кофейной гущей». Голова кружилась, грудь нехорошо хрипела, словно скрипучие меха Изамбарда Кингдома Брюнеля. Бёртон сплюнул, пытаясь очистить рот от привкуса пепла, желчи и дыма, потом двинулся дальше. Время от времени около него возникали призраки, но только двое живых попытались подойти к нему — и немедленно свалились с парализующими иглами в бедрах.
Добравшись до Фаррингдон-роуд, Бёртон пошел по ней на север, подальше от вони реки. Горело всего несколько домов, дыма стало меньше, и теперь он лучше видел пустынную улицу. Смазанным серым пятном мимо промчался бегунок. Всмотревшись, Бёртон увидел еще нескольких собак, мчавшихся по улице: беспорядки заставили полицию использовать бегунков для оперативной связи между подразделениями. По улице брело несколько людей, выглядевших смущенными и озадаченными: скорее всего, они не понимали, где находятся. Один из них попытался броситься на Бёртона — другие оставили его в покое. Потом его осенило: все таверны, мимо которых он проходил, были набиты битком, и оттуда доносились шум веселья, крики, песни и смех. Очевидно, теперь, когда настал вечер, бунтовщики решили освежиться и вознаградить себя за тяжелую работу изрядными порциями спиртного. Бёртон спросил себя: не ослабило ли то, что владело ими, свою хватку, как это произошло с Суинберном? Он свернул на Флит-стрит и не успел пройти нескольких ярдов, как увидел Герберта Спенсера, прятавшегося в дверном проеме.
— Босс, — воскликнул бродячий философ, — не ожидал увидеть тебя здесь!
— Привет, Герберт! А где Алджи?
— Внутри, — ответил Спенсер, указывая на древнюю таверну: над дверью красовалась вывеска «Старый чеширскiй сыръ». — От миссис Дойл он узнал, что ее непутевый муженек снимает комнату над пабом «Лягушка и Белка». Тогда мастер Суинберн оделся как последний попрошайка и отправился в бар, где и нашел Дойла, пьяного в стельку. Тот сказал, что у него вроде какая-то встреча, только он выполз из бара — ваш друг потопал вместе с ним. Я видел, как они потащились по набережной, в обход Стрэнда, ну и увязался за ними. Вот они и пришли в этот паб. Между прочим, на Стрэнде полным-полно призраков и еще бродят тучи «развратников». Но знаешь, что странно… — он замолчал и вздрогнул.
— Что, Герберт?
— Те «развратники», которых я видел…
— Ну?
— Мне кажется, что они дохлые.
Бёртон нахмурился.
— Как же тогда они ходят?
— Я знаю, что это невозможно, но черт меня побери, если я этого не видел! Они как бы уже подохли, но еще этого не поняли!
— Ходячие трупы? Черт возьми! А что это за огромные чудища? Их видел констебль Бхатти.
— Есть только одно, босс: это Претендент Тичборн, который стал толще кита! Зуб даю: пойдешь на Стрэнд — призраки сведут тебя с ума, мертвые «развратники» изобьют до смерти, а чертов Претендент тебя съест!
— Что значит съест?
— Ну, он любит человечье мясо, а придурочные бунтари следуют его примеру.
— О да, это я видел своими глазами… Герберт, что происходит, черт побери?
— Понятия не имею. Но ничего хорошего, это уж точно! Подумать только: в марте мы думали, что это обыкновенная кража бриллиантов!
— Хотел бы я знать, что узнал Алджи об этом парне, Дойле! Как думаешь, если я войду в таверну, эти придурки не накинутся на меня?
— Ну, ежели ты снимешь с себя всё, кроме рубашки, а у нее оторвешь рукава, тогда пожалуй… А рожа твоя и так черна, как у трубочиста!
Бёртон снял с себя пиджак и жилет, передал их бродяге и с сожалением посмотрел на оставшийся рукав рубашки.
— Думаю, что пройду проверку, — пробормотал он. — Во всяком случае, выгляжу я так, словно только что побывал в потасовке!
— Что да, то да. Только не обижайся: рожа у тебя, как у уличного забияки.
— Прости меня, но мне твое замечание не нравится. Ну, как сейчас?
— Неплохо. Только взлохмать свои космы побольше, босс. — Бёртон послушался. — Супер!
— Жди меня здесь, Герберт: надеюсь, скоро вернусь. Всё зависит от того, насколько надрался мой своенравный помощник.
Он пересек улицу, немного постоял снаружи, толкнул дверь и вошел. В помещение с низким потолком набилось неимоверное число рабочих и женщин самого низкого пошиба, а также воров, убийц и шлюх. Пьяная шумная толпа громко праздновала победу: у многих взгляд уже был осоловевший, а некоторые допились до того, что могли лишь неподвижно стоять среди всей этой какофонии с пустыми лицами и тупо вращать глазами. Толпа смеялась, кричала, пела и ругалась; Бёртон проложил себе дорогу сквозь нее, каждую секунду ожидая, что в грудь воткнется нож или на голову с размаху опустится бутылка.
— Аристократов к чертовой матери! — проорал кто-то. Поднялся гул одобрения, к которому присоединился и Бёртон, чтобы не выделяться.
— Ари-сто-кра-а… — проскрипел человек рядом с ним.
— Гип-гип ура сэру Роджеру!
