Ольга Михайлова - Замок искушений
Что же случилось? Этьенн, мечущийся и нервный, ищущий глазами свою пассию, робеющий и трепещущий от женского взгляда — казался ей жалким. Но мало того, что он потерял голову и униженно вымаливает любовь. Сама Сюзанн всегда считалась красавицей, и не терпела даже возможности сравнения себя с кем-то. Лоретт д'Эрсенвиль казалась ей привлекательной, но, по правде говоря, она и помыслить не могла, что Этьенн всерьёз ею увлечется. Он бросал девиц и покрасивей. Но она пригласила Лоретт с сёстрами именно для развлечения брата, понимая, что он сделает из одной, а может быть, и из всех сестричек д'Эрсенвиль заурядных шлюшек, обыкновенные подстилки.
Но Сюзанн даже представить не могла того, что происходило на её глазах. Этьенн сходил с ума от женщины, смиренно склонялся перед той, кого она не только не считала равной себе, но и вообще не готова была признать даже хорошенькой! Она искренне не понимала брата, видя его увлечение этой дурнушкой. Ну, может быть, не совсем дурнушкой… Но, воля ваша, разве это женщина? Рта почти нет, глаза — как блюдца, а тоща-то…
Сюзанн снова и снова внимательно разглядывала девицу, покорившую брата. Может, она что-то не понимает? Стройна, фигура необычна, но, пожалуй, недурна. Но шея слишком длинна, и лоб излишне высок, профиль — да, красив, но губы незаметны и заурядны. Глаза же просто ужасны — ночное привидение. Сюзанн бы и в голову не пришло, что Этьенна может пленить подобная девица. Не опоила ли его чем-нибудь эта бестия? Но нет, ведь всё было ещё хуже.
Этьенном пренебрегали.
Сюзанн не составило труда заметить, что девица шарахалась от брата, но — не как испуганная нимфа от Аполлона, а скорее, как добропорядочный буржуа сторонится лепрозория Сен-Лазар! Это была уже наглость запредельная — пренебрегать тем, по ком сходили с ума все красотки в свете, тем, кто никогда не знал поражения, тем, кто был предметом её гордости и любви. Нанесённое оскорбление требовало сатисфакции.
Что ж, посмотрим, чья возьмёт.
Сюзанн все пристальнее вглядывалась в лицо, осанку, мощные запястья Армана. Некоторые выводы она сделала сразу — силён и вынослив, но к изыскам отнесется без восторга — не искушён и не склонен к грязи. Такие мужчины слишком благородны для настоящего свинства в постели, а без свинства — какое же удовольствие? Но спокойной мужской силой от него веет не менее, чем от Этьенна. В общем, она осталась довольна наблюдениями. Интересно будет свести его с ума.
После обеда она попросила брата и Клермона помочь ей передвинуть сундук в её спальне, но когда Арман пришёл, Этьенна ещё не было. Сюзанн была в кремово-персиковом пеньюаре, облегавшем её, как вторая кожа, волосы её скрепляла только шелковая лента, и взгляд Клермона не мог не упасть в декольте Сюзанн, содержавшее, как не без основания полагала она, достоинства, прелесть которых мужчина мог не оценить только в том случае, если был слеп. Клермон, безусловно, слепым не был, и дыхание его чуть участилось.
Сюзанн он полагал особой развращенной, но считал, что она, как и брат, — жертва несчастных обстоятельств, и был склонен жалеть её. Но жизнь в замке редко сводила их вместе, Арман мало приглядывался к ней, хотя и замечал, даже против воли, мощную женскую красоту мадемуазель Виларсо де Торан, но, помня её изначальное пренебрежение, сторонился девицы. Сейчас он просто ждал Этьенна, с тоской думая о результатах поисков Лоретт, прогноз которых был мрачен. Будь она жива — уже бы нашлась бы, полагал он. Тревога и опасения, внутренняя скорбь, хоть Арман едва ли понимал это, были для него благим оберегом от женских чар.
Сюзанн с улыбкой заговорила, и Клермон заметил, что она — живая и остроумная собеседница, умеющая расположить к себе. При этом она села на подлокотник кресла так, что его взгляд против воли все время останавливался на её груди. Она же по-прежнему весело болтала, а заметив, что в него сбился шейный галстук, предложила перевязать его, и не дожидаясь от несколько ошеломленного Армана ответа, развязала шелковый платок. Клермон счёл подобное фамильярностью, но подумал, что в тех кругах, где вращаются Этьенн и Сюзанн, возможно, такое поведение принято.
Нежные руки Сюзанн перевязывали его галстук, и от прикосновения её мягких прохладных пальцев по телу его прошёл легкий трепет. Но ему тут же вспомнился её презрительный взгляд, каким она окинула его по приезде. Трепет сменило отторжение. Сюзанн не заметив этого, улыбнулась ещё ослепительней и сказала, что ей не удалось завязать галстук как у лорда Брамелла, но, по её мнению, столь изящно, как у него, ни у кого и не получится.
В эту минуту вошёл Этьенн, по договоренности с сестрой задержавшийся на пятнадцать минут, вежливо извинился за опоздание, и мужчины занялись сундуком. Это заняло считанные минуты, потом Сюзанн предложила им выпить и, не успел Арман отказаться, как Этьенн уже усадил его в кресло, протянул бокал с коньяком и заговорил о встрече с мсье Бюффо. Тот сильно сомневается, что им удастся найти тело, если, разумеется, оно в пруду — если легкие полны воды, тело может всплыть и через месяц. Но герцог приказал сбить несколько бревен и пройтись по дну с баграми — пруд неглубок, может быть, зацепят. Арман слушал и мрачнел. Господи, когда же восстановят мост? Обещанная летняя идиллия оборачивалась кошмаром, и Клермон дорого бы дал, чтобы завтра же вместе с Элоди покинуть Тентасэ. Впрочем, грехом было думать, что это лето было для него тяжким — ведь он встретил свою судьбу… Но Клермону казалось, что над замком почти зримо сгущался мрак.
Сюзанн заметила, что лицо Клермона стало холодней и отрешенней, и заговорила о намеченном на послезавтра небольшом пикнике. Это пойдет им на пользу, поможет развеяться после этих непонятных кошмаров. Этьенн, сказав, что принесёт фрукты, вышел, а Сюзанн начала въявь кокетничать с ним — игриво и чуть насмешливо, смеясь над его заторможенностью. Она тормошила его и смеялась, и Клермон снова почувствовал, как медленно окутывает его марево запаха её тела. Он не мог отвести глаз от её груди, невольно рисуя в воображении то, что было скрыто, чувствовал гнетущее возбуждение и странное сонное головокружение. На несколько мгновений словно окунулся в её тело, потерял себя… Возникло томящее желание погрузиться в мягкую нежность шелковых простыней, ласковую негу алькова, теплые объятия Элоди… Элоди? Клермон вздрогнул. Что он здесь делает? Вернувшийся Этьенн удивился, увидев, что он прощается. Арман что-то пробормотал о мсье Бюрро, с которым хотел бы поговорить…
Этьенн вызвался проводить его.
Дорогой они молчали, Виларсо де Торан искоса поглядывал на Армана и лишь однажды спросил, как, по его мнению, надеется ли мадемуазель Элоди, что сестра её… жива? Арман кинул на него мимолетный взгляд. Он видел, что там, где речь заходит об Элоди, Этьенн теряет самообладание. «Да, она надеется». Этьенна это удивило. Ему казалось, заметил Этьенн, что мадемуазель Лоретт не была привязана к сестре.
