Ольга Михайлова - Замок искушений
Он всунул руки в карманы и из одного извлёк кошелёк, набитый ассигнациями, из другого — вынул старый потёртый бархатный мешочек с иконой. Первый — вложил в руку Армана, второй, не глядя, протянул Элоди — и, не прощаясь, ринулся вверх по ступеням, что уводили вверх. Клермон заворожено следил за ним, пока стройная фигура Этьенна не исчезла за каменистым уступом. Туда же смотрела и Элоди. Потом их глаза встретились.
— Ты что-нибудь понимаешь? — Клермон недоумевал.
— Понимаю. Ты был прав. Он будет очень светлым человеком. — Элоди взяла свой мешочек. — Я и не знала, что он у него. Рада, что он не остался под обломками замка. Этот образок был с бабушкой в последнюю минуту её жизни. Не хотелось его потерять, — она вынула иконку, приникла к ней губами.
— И тебя ничего не удивляет? Он даже не простился!
Элоди закусила губу, потом кивнула.
— Все правильно. Он увидел Господа, и мы перестали для него существовать. Аббат Легран говорил, когда сердце и душу человека озарит Христос — мир для него теряет смысл. Я лишь не думала, что таким человеком может оказаться он… Ты был прав. Когда он сказал, что умрёт за тебя… Я поразилась. Это его и спасло — не то венчать бы ему собой ту пирамиду чёрных гробниц. Воистину, чудо.
Она опустила глаза, помолчала и грустно улыбнулась.
Эпилог.
Его сиятельства графа Этьенна Виларсо де Торана его милость виконт Арман де Гэрин де Клермон больше никогда не видел, хотя думал о нём часто. Старшего сына Армана назвали в честь покойных прадедов, Шарлем Аленом, но своего второго сына он назвал Этьенном. Элоди не возражала.
Смерть несчастных сестер д'Эрсенвиль сделала Элоди одной из богатейших невест департамента, и ныне семья де Клермон ни в чём не терпит нужды. Однако Арман счёл своим долгом продолжить дело своего учителя, и ныне преподает в Сорбонне. Элоди снова не возражала мужу. Сама Элоди де Клермон занята воспитанием детей, особенно двух дочерей, не доверяя их гувернанткам. Память о мадам Дюваль, которую она безжалостно, но спокойно вышвырнула сразу после своего бракосочетания из Эрсенвиля, все ещё остра в ней.
Элоди не любит шума светских увеселений, и семья проводит большую часть года в тихом доме в предместье Парижа. Мечты Элоди о долгих счастливых вечерах с мужем и детьми сбылись, хотя по ночам ей всё ещё снятся ужасные сны о прошлом. В них чернеют ниши склепов, кривляются препротивные бесы и стенают скелетообразные тени сестёр, заставляя её просыпаться в ужасе и ознобе.
Арману же снятся другие сны… В них — то какой-то Люсьен, виконт де Фронсак, сговаривается с его сиятельством графом де Суассоном отравить Гюстава де Мариньи, сам желая совратить красотку Сесиль, то, — напротив, некий Монтиньяк насквозь пронзает шпагой соперника, Франсуа Леброка, и сбрасывает тело в реку, и оно влечётся по волнам горной речушки, омывающей фундамент огромного замка из терракотовых камней с двускатной крышей и тремя башнями… А порой — ему снится страшный в своей удручающей мудрости тёмный лик его светлости…
Ночь за ночью в его снах разворачивается дьяволов водевиль, местами удручающий, местами смешащий, местами — просто заставляющий жаждать пробуждения. Перед ним бесконечно вращается калейдоскоп людских судеб, образуя причудливые и замысловатые узоры в трехмерном пространстве длинных зеркал. Узоры прихотливые и затейливые, но всё же до скуки одинаковые, и бесконечное разнообразие одного и того же однообразия заставляет мсье де Клермона сочувствовать хозяину замка Тентасэ…
Поистине скорбна его участь. Порча духа и свобода от Бога и Бытия, кои он воплотил первый, сегодня обрекает его на необходимость исследовать порчу чуждых ему человеческих душ и наблюдать бесконечно навязчивые и перманентно повторяющиеся грешные падения и редкие взлеты ненавидимого им людского духа…
Забава не из веселых — ибо чего не видел он на протяжении тысячелетий?
Недавно Арман, придя с супругой и детьми в воскресение с церковной службы, обратился к ней с изумившим её вопросом. Как она полагает, ведь прошло ровно семь лет с того дня, как они впервые встретились в Тентасэ, не написать ли ему о тех событиях книгу? Элоди вообще редко возражает мужу, но тут возразила. Во-первых, там остались тела двух её сестёр, и ворошить память о страшном прошлом ей бы не хотелось. Во-вторых, кто же ему поверит-то? Встреча с Дьяволом? Вот сейчас? А в-третьих, он ведь хотел написать работу по старым манускриптам — хроникам Клюни. Этим-то кто займется?
В итоге Арман занялся хрониками. Впрочем, временами он достаёт из потайного ящика стола толстую тетрадь и заносит туда кое-какие приходящие в голову воспоминания, связанные со снами, мечтами и загадками тех страшных дней, проведенных ими замке Искушений.
Потом снова возвращается к старым монастырским пергаментам.
Примечания
1
«Я, Этьенн, отрекаюсь от ада и диаволов, от их гордыни и всех их дел и помыслов, и вверяю тело и душу Господу Отцу Небесному, его блаженному и славному Сыну, Спасителю и Искупителю мира, и Святому Духу, триединому и единосущному в божественности, живому и истинному Богу». (ст. фр.)
