Андрей Бондаренко - Жаркое лето – 2010
– Да, вот, понимаешь, Глебчик позвал покататься на лошадях. Говорит, что ненадолго. Мол, туда и обратно. Немного проветримся, проголодаемся и вернёмся.
– Конечно, милый, съезди. Прогуляйся…
– А у тебя какие планы на сегодняшний день?
– Матрёна обещала помочь мне в подборе подходящих платьев и шляпок. Потом я хочу проехаться…. Слушай, дай, пожалуйста, поспать! А? После поговорим, при встрече…
В коридоре, благодаря ярким солнечным лучам, проникавшим через недавно помытые оконные стёкла, было очень светло. На полу – в самой середине тёплой солнечной «лужи» – вольготно и беззаботно развалился вчерашний бело-чёрный котяра.
– Привет, Аркадий, морда усатая! – вежливо поздоровался Гарик. – Как прошла вчерашняя охота? Надеюсь, удачно? Много ли поймал вкусных и питательных мышек?
Но кот разговаривать-беседовать категорически отказался, ограничившись громким и басовитым урчанием.
На улице было пасмурно, но очень тепло и безветренно, да и вчерашний дождик прекратился. Поместье же продолжало жить своей обыденной и нехитрой жизнью. На низком речном берегу несколько мужиков – в длинных зипунах и островерхих войлочных колпаках – усердно перегружали на конную подводу стог блёкло-жёлтого сена. От низенькой тёмно-серой кузни доносился бойкий перезвон-перестук кузнечных молотов и молотков. По тёмно-зелёному клеверному полю лениво передвигалось-паслось большое стадо чёрно-пегих коров. У высоченного колодца-журавля молодые девки, пересмеиваясь, наполняли водой деревянные вёдра.
– Эй, студиоз немецкий! – позвали со стороны. – Заканчивай обозревать окрестности и ловить ртом чёрных ворон. Пора в дорогу! Позавтракаем уже на месте…
Он повернул голову на знакомый голос. У стандартной коновязи нетерпеливо переминались с ноги на ногу три светло-гнедых лошадки под тёмными сёдлами, рядом о чём-то оживлённо перешептывались между собой Глеб и седобородый Платон.
– Я, собственно, готов! – известил Гарик. – Какая из лошадок моя? И куда мы следуем? Надолго ли?
– Серединную кобылку забирайте, Игорь Николаевич, – степенно ответил управляющий поместьем. – Ласточка, она добрая и смирная, но галопом ходит совсем даже неплохо, главное, что охотно…. А направляемся мы в деревушку Громово, на тамошний постоялый двор. До него вёрст пятнадцать-семнадцать будет, не больше. Быстро обернёмся, если, конечно, всеблагой Господь поможет…
– А что нам понадобилось на постоялом дворе? Купить что-то – позарез необходимое в хозяйстве? Узнать последние новости?
– С утра нарочный прискакал – с письмом от гусарского подполковника Дениса Васильевича Давыдова, – пояснил Глеб. – Надо, понимаешь, немного помочь дальнему родственнику. Письмо было написано, естественно, на имя Сергея Ефимовича Петрова. Ну, откуда Денису было знать, что отец недавно умер, а я уже вернулся из заграничного вояжа?
– Вот, оно даже как! Истинно, чудеса в решете! – восхищённо присвистнул Гарик. – Оказывается, знаменитый и легендарный Денис Давыдов является твоим родственником?
– Кажется, троюродный братишка по материнской линии. А, что тут такого необычного? Бывает…
– Чем это наш непутёвый и непоседливый Дениска – так знаменит? – заинтересовался Платон. – Я его знаю с самых младых ногтей. Сопли и слюни подтирал неоднократно…. Денис в Петровку – в былые годы – часто наезжал. Рыбки половить в пруду, гладких дворовых девок – за определённые места – пощипать-потрогать. Обычный шалопай и разгильдяй, не более того. Таких – пол-России.
– Так, это…. Денис Васильевич – известный русский поэт.
– Поэт – это как?
– В смысле, пиит.
– А, заковыристыми виршами и возвышенными одами балуется? На мой взгляд, невелика заслуга, – брезгливо скривился Платон. – Надо карьерой воинской заниматься усердно, а он, вертопрах, стишки кропает. До сих пор обретается в разгульных и неперспективных гусарах. Нет, чтобы перейти в столичную лейб-гвардию…. Чуть, Игорь Николаевич, не забыл! Вам надо вооружиться. Вон, на скамейке, лежат два дельных, уже заряженных пистолета и дворянская шпага. А свою музейную немецкую пукалку вы, наоборот, на скамье оставьте. Не беспокойтесь, ради Бога! В Петровке не воруют, боятся. Рука у Матрёны, ох, тяжела…. Я, вот, ещё вчера хотел спросить. Это выше приметное ожерелье, состоящее из страхолюдных звериных клыков…. Это что? То есть, для чего оно?
– Амулет такой – заветный и многократно-проверенный. Он очень древний и действенно ограждает – по моему мнению – от всяческих гадких неприятностей и неожиданностей, могущих приключится в дороге…
Неумело пристраивая ножны со шпагой на левом боку, Гарик мимоходом заметил-поинтересовался:
– Смотрю, и вы, господа, тоже знатно вооружены. Практически – до самых зубов…. Мы чего-то – или кого-то – опасаемся?
– Есть такое дело, опасаемся слегка, – подтвердил Глеб. – Последние две недели в этих местах безобразничает шайка разбойников под предводительством солдатского дезертира…. Платон, как кличут этого дерзкого мерзавца?
– Швелькой, ваша милость!
– Во-во, под предводительством беглого солдата Швельки…. Грабят проезжающих торговых людей, нападают – в поисках женского пола – на отдалённые хутора.
– Вооружённые всадники – для тутошних разбойников – добыча совершенно непривлекательная, – педантично дополнил Платон. – Мол, возни-риска много, а конечного толку мало. Они предпочитают грабить богатые купеческие обозы, где можно взять хабар достойный. Но – на обратной дороге – мы, похоже, будем сопровождать карету. Поэтому и надо – создать видимость достойного и надёжного эскорта. Глядишь, злые тати и убоятся нападать…
«Убоятся нападать? Ну-ну!», – ехидно хмыкнул внутренний голос. – «Тоже мне, утешил, дипломат деревенский! А если – не убоятся? Надо, братец, быть поосторожнее, и внимательно посматривать по сторонам …».
Просёлочная грунтово-песчаная дорога бестолково змеилась-петляла среди смешанных хвойно-лиственных лесов и холмистых полей, щедро заросших русским пахучим разнотравьем. Вокруг царствовала чуткая и насторожённая тишина, изредка нарушаемая беззаботным щебетом птичек в густом придорожном кустарнике и весёлым цоканьем тёмно-палевых белок, суетливо копошащихся в сосновых ветвях. Один раз дорогу пересекла ярко-рыжая матёрая лисица, крепко сжимавшая в белоснежных зубах тушку молоденького зайчонка.
«Натуральная и откровенно-неудобоваримая глухомань!», – в сердцах высказался наблюдательный внутренний голос. – «Из серии – кричи, не докричишься…. Обрати внимание, братец, на эту узенькую лощинку! Неуютное местечко, право. Опасное, мать его…. И клыки смилодона заметно похолодели…».
