Ангелотворец - Харкуэй Ник

Эди покрепче ухватывается за ремень, вскакивает на ящик и, время от времени отталкиваясь ногой от пола на поворотах и для разгона, мчит вперед. Побег на тележке, неплохо! Она принюхивается. Из ящика доносится странный запах, пряный, сельскохозяйственный. Будто содержимое проложили сушеным илом со дна реки.

Сосредоточься.

И правда, худшее еще впереди. А вот и оно: горящие трупы, много. Никак, морпехи с «Купары» тут поработали? Или ребятки Соловья? Желудок урчит от приятного аппетитного запаха, затем возмущается, когда до мозга доходит, чем пахнет, и Эди едва не прощается с ужином. Пахнет жареным мясом. Это люди – и свои (пусть не ближайшие друзья, хвала богам), и враги (впрочем, теперь уже не особо), но все-таки люди, а не кебабы, даже если ее нос считает иначе. Она с силой отталкивается от пола, чтобы побыстрей миновать место резни – вперед, вперед, быстрее!

Правильное решение: как раз один живой подвернулся, вооруженный, машет тесаком и скрежещет зубами от злости. Едрись-оно-все-конем!.. Эди несется к нему, на ходу соображая, что делать. Скорость и немалый вес ящика должны сыграть Эди на руку, да и оригинальность ее транспортного средства несколько обескураживает головореза, состоящего на службе у Опиумного Хана: не каждый день дерешься с хрупкими белолицыми девами в военной форме, несущимися по огненным волнам на деревянном ящике на колесиках. Пожалуй, на свете очень мало людей, которые не растерялись бы в подобной ситуации.

Наконец головорез приходит в себя и бросается в атаку. Эди резко упирается ногой в пол, отчего тяжелый ящик начинает вращаться на месте, увлекая ее за собой. Завертевшись, как в хороводе вокруг майского дерева на сельском празднике, Эди с размаху бьет его правой ногой в голову. Хороводное будо! Головорез падает на пол, как куль с картошкой. Черт, ему на помощь спешит из коридора дружок с очень неприятным ножом – скорее, мечом, – наперевес. Госпожа Секуни научила ее разбираться в холодном оружии. Это, конечно, не настоящий боевой нож – не вакидзаси, не сабля и даже не финка, – а какая-то помесь мачете и тесака. Зато какой же большой. Гиперсомнически огромный.

Верзила замахивается ножом и ревет.

Вот дрянь.

Эди отпрыгивает в сторону, бросая драгоценный ящик на произвол судьбы, и очень быстро пригибается, потому что Гиперсомнический Верзила несется на нее куда быстрее, чем ожидалось. Свезло так свезло: у парня, помимо мышц, есть мозги. И дерется неплохо. Разве это разрешено?

Сейчас главное – не умереть. Эди отскакивает влево, а он бьет вправо и промахивается.

Ка-дзын-н-н-нь! Меч-то на славу сработан, ничего не скажешь: когда он со звоном вонзается в мозаичный пол, выбивая из него искры и вибрируя, на клинке не остается ни единой отметины. Верзила резко вытаскивает меч из пола, тот пролетает в дюйме от бедер Эди и едва не рассекает ее пополам… кувырок, и вот она опять на ногах. Яма араси… Женщине, решившей чего-то добиться в жизни, приходится быть либо очень умелой, либо очень отчаянной, и в любом случае – очень смелой. Эди успевает задаться вопросом, стал бы этот хмырь слушать их с госпожой Секуни беседу о преимуществах азиатского деспотизма в сравнении с плановой экономикой и диктатурой пролетариата, в финале которой ему предложили бы изменить точку зрения, – и приходит к выводу, что Яма араси, пожалуй, имеет свои преимущества.

Он нападает вновь. Вместо того, чтобы попятиться, она бросается на него и совершает непростительный грех: предвосхищает атаку, начинает выполнять прием еще до того, как ей представляется такой шанс. К счастью, ошибка остается незамеченной (или противник просто не знает, что сулят ее движения). Руки Эди проскальзывают меж его рук, бедро она заводит между ним и его мечом… Сконцентрируй ци. Или, как, несомненно, сказала бы Фрэнки Фоссойер: пусть твой центр тяжести сместит центр тяжести противника… Нагибаясь, она ощущает спиной легкое касание – будто по ней провели перышком, – слышит, как враг приземляется, и завершает прием. На тренировках от них требовалось приставить меч к шее партнера, но в жизни меч куда тяжелее, и прием Яма араси в смертном бою используют неспроста… хрясь.

Минус один верзила.

Не присматривайся. Не думай. Забирай ящик и уноси ноги. Ищи своих.

Эди мчит на ящике по коридору, громыхая колесами, до безумия напуганная, потрясенная своим поступком и отчаянно, изо всех сил цепляющаяся за каждую секунду жизни.

В тронном зале все летит к чертям.

– Послушайте, капитан Банистер, вышло досадное недоразумение. Ваши люди, судя по всему, пытались вызволить вас из заточения, и я так и не смог им объяснить, что вы у меня в гостях. При этом мои люди пытаются защищать меня, вдобавок какая-то несчастная душа подожгла мой прекрасный дворец. Ой, капитан, а что у вас за диковинный ящик?

– Подарок от вашей матери, Хан, – отвечает Эди голосом капитана Банистера и оглаживает усы, проверяя, на месте ли они; теперь это не имеет значения, но да, она по-прежнему мужчина. – Просит передать его королю, судя по всему. Скажите, дворец кишит бандитами, или мне чуть не отрезал голову кто-то из ваших людей? – произносит она ядовито, подчеркивая «р» в последнем слове. – Какая незадача, Хан! Я ведь все-таки посол.

Дворцовая стража Сим Сим Цяня вооружена не на современный лад – то ли Опиумному Хану нравится средневековый флер, то ли он просто не доверяет своим молодчикам серьезное огнестрельное оружие, – и все-таки несколько мушкетов у них есть, а стрела, выпущенная из лука, не менее смертоносна, чем пуля, а то и более, особенно если ты выбрал не самое надежное укрытие. На тренировках Эди однажды видела, как стрела проткнула насквозь металлический лист. В тронном зале находится около двухсот воинов Хана. Они окружили хозяина плотным кольцом, а напротив стоят тридцать с гаком морпехов с «Купары» под предводительством Соловья и Флагштока (лица у них очень решительные и очень обреченные). Ни Фрэнки, ни Шалой Кэтти нигде не видно. Господи, только бы это значило, что они обе уже на борту подлодки – и, стало быть, операция благополучно завершена. Так… теперь надо постараться, чтобы их тут не прикончили. Явно назревает конфликт, притом самого скверного рода.

Опиумный Хан обдумывает положение и намеревается что-то сказать. А потом смотрит на Эди – и она впервые видит его истинное лицо. Словоохотливый киношный злодей исчезает, от веселенькой лукавой улыбки не остается и следа. Перед ними – тварь, которая заперла своих родных в камере и сожгла их живьем. Все равно что смотреть на змею, выползающую из волчьей шкуры.

Очередной взрыв сотрясает стены, на сей раз где-то рядом.

– Я потерял интерес, – равнодушным тоном произносит Сим Сим Цянь. – Убить всех. Пожар потушить. Головы оставить мне, разумеется.

Солдаты Сим Сим Цяня волной устремляются вперед, и ребята Эди дают им отпор. Таков освященный веками обычай сынов английского Севера: когда все пропало, сражайся и оставь врагу на память несколько шрамов. Невозможно поверить: они умудряются задать людям Хана недурную трепку. Тогда Сим Сим Цянь достает из ножен меч и сам вступает в бой. Эди узнает, как на самом деле выглядит кровавая расправа.

Сим Сим Цянь безупречен. Дело, безусловно, в его ногах. Они несут его ровно туда, куда ему надо, и где ты меньше всего его ждешь. Он всегда настигает с нежелательной стороны, метит в раненую ногу, в подбитый глаз. Он проворен и силен, однако не руки и плечи сообщают силу ударам его узкого мяча, а пятки и бедра. Он движется сквозь битву, как ткацкий челнок, протягивая за собой нить смерти. Эди не знает, смогли бы Секуни – даже в их лучшие годы – потягаться с ним в бою.

Наблюдая за Сим Сим Цянем, Эди понимает, что не сможет ни одолеть его, ни выжить в схватке – надежда только на чудо. Она все равно идет в атаку. Ее глаза видят Сим Сим Цяня и только его, а он видит Эди и – вот мерзавец! – даже не обращает на нее внимания. Выхватывает пистолет и походя, словно отмахиваясь от надоедливой мухи, стреляет в нее с левой руки. От верной смерти ее спасает широкая спина Флагштока.