Джим Батчер - Лики смерти
Дрожа от холода, я натянул на себя тренировочные штаны, футболку и теплый фланелевый халат. Потом огляделся в поисках пары других предметов, которые хранил на случай дождливой погоды. Я сунул в карман один из флакончиков с эликсиром от вампирской слюны. Мне здорово недоставало браслета-оберега.
Я открыл дверь в гостиную. Сьюзен стояла прямо перед ней, в каких-то шести дюймах от меня. Глаза ее сделались совершенно черными, лишенными белков. Узоры на коже отсвечивали багровым.
– Я все еще слышу запах твоей крови, – прошептала она. – Мне кажется, ты должен придумать способ удержать меня на расстоянии, Гарри. И сделать это сейчас же.
Глава двадцать пятая
На магию я мог особенно не рассчитывать – по крайней мере до тех пор, пока мне не представится шанс отдохнуть и оправиться от того, что сделал со мной Никодимус. Ну, может, меня и хватило бы на заклинание, способное удержать нормального человека... но уж никак не голодного вампира. А именно в такого превратилась сейчас Сьюзен. Она черпала силы не только в физическом мире, а этого никогда не случается без изрядной доли магической энергии – даже если это всего лишь жажда драки. Заклятие чувака-змеи было одним из самых сильных, с какими мне пришлось встречаться, а ведь оно всего лишь замедлило Сьюзен, но не остановило.
Напади она на меня сейчас – в таком-то состоянии, – и я не смогу ее остановить.
Впрочем, последние два года приучили меня к одному: будь готов. И у меня имелось кое-что, что, я не сомневался, смогло бы сдержать ее. Смогло бы – если бы только мне удалось миновать ее и добраться до шкафа, в котором я это хранил.
– Сьюзен, – произнес я как мог спокойнее. – Сьюзен, мне нужно, чтобы ты оставалась со мной. Говорила со мной.
– Не хочу говорить, – сказала она. Веки ее опустились, и она медленно втянула воздух. – Не хочу, чтобы пахло так сладко. Твоей кровью. Твоим страхом. Но пахнет.
– Братство, – произнес я, стараясь обуздать эмоции. Ради нее же самой я не мог позволить себе бояться. Я даже придвинулся к ней чуть ближе. – Давай присядем. Ты можешь рассказать мне о Братстве.
Секунду-другую мне казалось, что она не поддастся на уговоры, но она кивнула.
– Братство, – повторила она. – Братство святого Жиля.
– Святого Жиля? – переспросил я. – Покровителя прокаженных?
– И других изгоев. Вроде меня. Они все как я.
– Ты хочешь сказать, заражены?
– Заражены. Наполовину обращены. Наполовину люди. Наполовину мертвецы. Их можно по-разному назвать.
– Так-так, – сказал я. – И что у них за цель?
– Братство пытается помочь людям, пострадавшим от Красной Коллегии. Работает против Красных. Выявляет их везде, где возможно.
– Исцеляет?
– Исцеления нет.
Я положил руку ей на запястье и отвел к дивану. Она шла, как сомнамбула, осторожно переставляя ноги.
– Так что это за татуировки такие? Членская карточка?
– Заговор, – ответила она. – Заклятие, наложенное на мою кожу. Оно помогает мне удерживать тьму, не выпускать наружу. Предупреждает, когда она нарастает.
– Как это – предупреждает?
Она покосилась на свою покрытую узорами руку, потом показала ее мне. Татуировки на ней – и на лице тоже – медленно становились ярче, окрашиваясь в алый цвет.
– Предупреждает о том, что я могу утратить контроль над собой. Красный, красный, красный. Опасно, опасно, опасно.
Ну да, в ту, первую ночь, когда она вернулась, она долго не входила, а войдя, отворачивала лицо. Прятала татуировки.
– Ладно, – спокойно произнес я. – Сядь. Она села на край дивана и заглянула мне в глаза.
– Гарри, – прошептала она. – Больно. Больно противиться этому. Я устала сдерживаться. Не знаю, сколько еще смогу.
Я опустился на колени, чтобы наши глаза находились на одном уровне.
– Ты мне веришь?
– Всем сердцем. Всей жизнью.
– Закрой глаза, – сказал я. Она послушалась.
Я встал и медленно подошел к кухонному шкафу. Я шел как можно медленнее. Нельзя отходить быстро от того, кто смотрит на тебя как на пищу. Быстрое бегство провоцирует. Что бы там ни сидело у нее внутри, оно росло – я видел это, слышал в ее голосе.
Мне грозила опасность. Да плевать – опасность грозила ей.
В выдвижной полке кухонного шкафа я обычно храню пистолет. Однако последнее время, кроме него, там лежал моток серебристо-белого шнура. Я взял моток и вернулся к дивану.
– Сьюзен, – сказал я. – Дай мне свои руки.
Она открыла глаза и посмотрела на мягкую веревку.
– Это меня не удержит.
– Я сделал ее на случай, если ко мне заглянет огр, которого я здорово разозлил. Дай мне руки.
Мгновение она молчала. Потом стряхнула с плеч куртку и протянула руки ладонями вниз.
Я набросил шнур на ее запястья и, не заматывая, шепнул:
– Manacus.
Шесть месяцев прошло с тех пор, как я накладывал заклятие на этот шнур, но я сделал это как надо. Совсем легкое усилие воли – и шнур пришел в движение. Свободные концы его, блеснув серебряными нитями, взметнулись в воздух и мгновенно связали ее запястья аккуратными, не слишком тугими, но прочными узлами.
Сьюзен отреагировала мгновенно. Тело ее напряглось, как пружина, в попытке разорвать путы. Я терпеливо ждал. Добрых полминуты прошло, пока она, задрожав, не стихла. Голова ее склонилась вперед, волосы упали на лицо. Я шагнул к ней, и она вскочила, широко расставив ноги, и, вскинув руки, снова попыталась высвободиться.
Я облизнул пересохшие губы. Я сомневался, что она сможет разорвать путы... впрочем, я часто недооценивал людей в прошлом. Лицо ее, неестественно черные глаза пугали меня. Она снова напрягла связанные руки; от этого движения футболка ее задралась, открыв взгляду гладкий смуглый живот, по которому змеились алые завитки татуировки. На ребрах темнели свежие синяки; кое-где кожа была ободрана до крови. Черт, этот прыжок из Мартиновой машины не прошел для нее бесследно...
С минуту она боролась с веревкой, потом со свистом выдохнула и без сил опустилась обратно на диван. Лицо ее так и оставалось закрыто спутанной массой волос. Я скорее ощущал на себе ее взгляд, нежели видел его. Но это были уже не глаза Сьюзен. Татуировки на ее коже алели, как кровь. Я попятился – снова осторожно, медленно – и направился в ванную за аптечкой.
Когда я вышел, она бросилась на меня – беззвучно, стремительно. Я ожидал этого.
– Fonare! – выкрикнул я.
Серебряный шнур вспыхнул голубоватым свечением и метнулся к потолку, рванув вверх ее запястья и оторвав от пола. Она задергалась, раскачиваясь на шнуре, пытаясь стряхнуть его с рук или разорвать. Я не вмешивался, и в конце концов она успокоилась и застыла с поднятыми над головой руками, едва касаясь пола пальцами ног.
