Всеволод Глуховцев - Пурпурный занавес
– Как утонул? – насторожился Гордеев.
– А просто. Утром на лодке поплыл порыбачить. А к обеду нашли только лодку вверх дном – вот на этом самом месте. Перевернутая, значит, она, а его и следа нету.
– И что же – не нашли?..
– Разве тута найдешь! Да толком-то и не искали ни хрена – кому нынче наш брат простодыр нужен? Так, для виду поплавали, покрутились… А течение тут – ого-го!.. Если и был мертвяк – унесло, а куда – один водяной знает.
Мужик покачал головой, всмотрелся в рябь на реке:
– Пропал наш Ёксель-Моксель, совсем пропал…
– Как?!
Мужик аж вздрогнул от этого вскрика. Воззрился на Гордеева. Тот спохватился.
– Простите… Я просто… Слушайте, он такой невысокий, щупловатый… был. В бейсболке, в майке. И присказка всё – ёксель-моксель?..
– Ну! Он самый… А ты, стало быть, знал его?
– Ну да, – кивнул Коля. – Немного знал…
Бакенщик вопросительно смотрел. Николай пояснил:
– Я водитель, вон машина… Как-то вещички ему перевозил, сдачи не было, – приврал он. – Вот приехал отдать долг… Отдал, едрён-батон.
– Ну, это ничего… Тебя как звать-то?
– Коля.
– А меня Пётр Петрович. Ты погоди-ка.
Мужик сходил к лодке, покопался в рюкзачке. Вернулся споро с двумя пластмассовыми стаканчиками, початой бутылкой водки и закуской – парой малосольных огурчиков да краюхой хлеба.
– Помянем раба Божьего Ивана.
– За рулем я, нельзя.
– А мы по маленькой, чисто символически.
Николай тряхнул головой – от рюмашки ничего не будет, и принял наполовину наполненный стаканчик. Подмахнул, зажевал огурчиком. Хозяин бутылки разлил по второму, но Николай отказался.
– Норма, – сказал веско.
– Ну, как хошь, – не настаивал Пётр Петрович. – А я ещё приму, за помин души…
Засим они приятельски расстались. Николай сел за руль и поехал, напряжённо глядя на дорогу сквозь пыльное лобовое стекло.
Значит, все правда!
Гордеев зябко передернул плечами и остановился. Вышел из кабины, постоял на пустой дороге. Минут пятнадцать стоял, смотрел вдаль, поверх одевшегося в зеленый наряд леса и светлой ленты реки.
Устал он – вот верное слово! До черта устал от всех этих сюрпризов судьбы. Почти три недели в сплошной натуге – шутка ли?.. Как еще нервы выдерживают, другой кто давно бы свихнулся от напрягов. Тяжкая доля выпала…
А впрочем, это как посмотреть. С другой-то стороны живет человек, ничего с ним особо непредвиденного не случается, все вокруг привычно, обыденно, никаких тебе эксцессов и приключений – и так всю жизнь. А потом – саван белый да доска гробовая… И ведь таких большинство.
А вот он, Николай, за какой-то месяц испытал и узнал столько всего, что иным и семи жизней не хватит! Да и другим он стал теперь человеком. Совсем другим. Не тот это Коля, сын Гриши Гордеева, простой водила, среднестатистический горожанин…
Ожил мобильник.
Николай встрепенулся, схватил аппарат, глянул на табло. Бородулин!
– Слушаю!
– Николай, беда. Только что мне сообщили: обнаружен труп девушки. Два ножевых – в область сердца и шеи. По предварительному заключению – между десятью и двенадцатью утра.
У Николая всё опустилось.
– Сколько… – и голос осип. – Сколько лет?!
– Потерпевшей? – всё понял Бородулин. – Восемнадцать. Личность сразу установили. Студентка.
Стыдно сказать, но с Николая как гора свалилась.
– Понял, – сказал он. – Ждите, Евгений. Еду! Только я… ну, словом, минут через сорок буду.
– …так проявился наш душегубец?
– Пока ничего точно нельзя сказать, – Бородулин нервно шмыгнул носом. – Но характер повреждений… весь почерк…
– Где её нашли?
– На территории детского сада. Она примыкает к территории её института.
– Что за институт?
– Да коммерческий какой-то, из новых. Туфта!
Николай хмыкнул, потеребил себя за мочку уха.
– Странно… – начал было он, но тут задребезжал его мобильник. Николай глянул:
– Ага, вот и он…
– Яковлевич?
– А то кто же.
– Недреманное око…
– Алло, – сказал Николай и стал слушать, делая знаки глазами Бородулину, на что тот понимающе кивал.
– Да, да… Да, Александр Яковлевич, понял… Понял, конечно. В двадцать один ноль-ноль у вас. Буду.
И отключился.
– Знает уже, – уверенно сказал консультант.
– Он бы да не знал… Но между прочим он одну интересную штуку сообщил, – и Николай рассказал о сегодняшней беседе, о том, что убитые – посвящённые… и так далее.
Как он и предполагал, Бородулина он этим не удивил. Тот привычно взъерошил бороду и сказал:
– Ну, этого можно было и ожидать… Хотя все они людишки были такие малоприметные, кроме разве что Ушакова. Тот-то – да, зверь крупный.
– Так вот тут и загвоздка! Пинский сказал, что убийства идут по нарастающей – чем дальше, тем крупнее чин. А эта девушка… сами понимаете.
– Не вписывается в систему?
– Вот-вот. Конечно, в жизни чего только не бывает, но… а самое главное – брегет мой молчит! Я перед тем, как к вам заехать, домой… ну да, теперь уж домой заскочил. Проверил – ничего! Ноль.
Теперь настала очередь помолчать собеседника. Наконец, он осторожно сказал:
– Может, часики твои того… крякнули?
– Как это?..
– Ну-у… как бывает – механизм сломался, завод кончился, батарейка села?
– Батарейки у них нет, – недовольно буркнул Николай.
– Ну, я вообще имею в виду… А хотя, извини, глупость, конечно. Да и как я понял, Яковлевич сам удивлён?
Николай кивнул. Взгляд его сделался задумчивым и пребывал таким секунд пять, а затем Гордеев тряхнул головой и сказал:
– Ладно! Тут ничего не выдумаешь, пойду домой, передохну малость. Устал.
– Давай, давай. Отдых с умом – большое дело!
Николай механически вёл машину, думал. А что, если слетать в подсознание?.. Да нет, в данный момент он не в форме, не стоит рисковать. Ждать, ждать…
Он и ждал. Дома отдохнул, вздремнул. Ближе к шести пошел в поликлинику. Увидев его, Марина тотчас почувствовала: случилось неладное. По дороге домой Николай ей обо всем рассказал. Поломали вместе голову, попереживали. Но ведь из переживаний, понятное дело, шубу не сошьёшь… Ну, а к двадцати одному ноль-ноль Николай направил стопы к мэтру психоанализа.– Итак, – начал Пинский, когда все были в сборе, – произошло очередное убийство. Трое подозреваемых у нас были под плотным наблюдением. Послушаем отчет каждого. Что там у нас на Глухаревского?
– Докладываю, – подал голос темноволосый Вадим, – вышел из дома в девять утра, я как раз заступил на пост. Мой сменщик сообщил, что ночь объект провел дома, дрых… Далее: объект сел в машину – шестисотый «Мерседес» серебристого цвета – и поехал на работу. В университете поднялся на второй этаж, зашел к себе на кафедру. Я посмотрел – по расписанию с одиннадцати до тринадцати у него должны были быть лекции. До этого из здания он не выходил.
