Дмитрий Самохин - У черного дуба с красной листвой
Костя Кирпич в одночасье решил, что ненавидит весь окружающий мир, вооружился бейсбольной битой, да ломанулся на улицу головы крушить. Хорошо, что его быстро скрутили, а то завалил бы улицы трупами. Когда очнулся, стыдно стало. Он же врач в городской больнице, всю жизнь жизни другие спасает, а тут такой конфуз.
Зеленый и Злой вместе с группой единомышленников выбрались на улицы порядок наводить. Были неразборчивы в методах, а как увидели кентавров так и вовсе обезумели. С кличем: «Мочи, бандюков», ринулись в рукопашную. Теперь отсыпались в одной камере.
В эту ночь на улицах Большого Истока царил хаос, непредсказуемое зло правило балом.
Директор библиотеки Церх Хаос вообразил себя боксером тяжеловесом и пошел искать приключений себе на задницу. В результате лишился нескольких зубов в одном из местных баров.
Дима Стекляшка перебил все бутылки у Стэна Липкого в баре «Зажигалка», пока не очнулся и не принялся плакать горько над осколками разбитой мечты.
Марк Щупальца вообразил из себя балеруна и стал танцевать вокруг шеста в том же баре, но запутался в своих руках, упал, ударился головой о шест и всю оставшуюся ночь провалялся без памяти, поэтому наутро выглядел лучше всех.
Старый аптекарь с Сокольницкой улицы Илья Гром вообразил себя наркодиллером, набрал целый мешок аспирина и попытался наладить наркобизнес в двух кварталах от своей аптеки. За что был жестоко избит благочестивыми гражданами, в которых наметанный глаз кентавра с легкостью узнал бывших наркодиллеров.
Катька Провокация в эту ночь забыла о своем призвании стриптизерши и отправилась в школу. Ей привиделось, что она учительница начальных классов, и опаздывает на уроки. Каково же было ее удивление, когда она обнаружила, что ночью школа закрыта, и никто не торопится в ее класс за парту.
Событий было много, одно другого чуднее. Мы только сидели в участке и коллекционировали рассказы, которые приносили нам в своих рапортах кентавры.
Но самое главное событие ночи – арест Блоготуна. Его приволокли под самое утро. Жора Шайба постарался, вычислил местонахождение негодяя, а оперативная группа под командованием Джека Брауна справилась с делом и взяла его за жабры.
С арестом Блоготуна сумасшествие на улицах города полностью закончилось.
* * *Блоготуна привели на допрос, приковали к столу наручниками, чтобы не навредил кому.
Я его сразу узнал. Им оказался Жан Ферзь, владелец ателье по пошиву верхней одежды. Преуспевающий альтер, тихий, спокойный, добропорядочный. Никогда бы не сказал, что он способен на такое. А тут в тихом омуте, такие демоны, что в пору в вулкан лезть, там поспокойнее.
В допросе участвовал Ник Красавчег, Джек Браун и я.
Первым начал Джек. Он узнал все подробности создания сети Блоготун, все технические особенности, как она воздействовала на психику альтеров, почему они сходили с ума, почему подменяли реальность лживой выдумкой, почему не могли выбраться. Жан Ферзь оказался на редкость откровенным типом. Он торопился рассказать обо всем, словно от того успеет он или нет, зависела его жизнь. Он делился такими техническими подробностями, которые не понимали даже наши эксперты. Оставалось только записывать с надеждой, что потом разберемся.
Жан гордился собой, гордился своей особой миссией. Он считал, что создал особое, новое искусство, которое не просто играло с воображением людей, а воздействовало на них, воспитывало их, создавало новых людей.
Я и Ник сидели молча. Слушали, впитывали, анализировали. Но я все же не удержался и спросил:
– Зачем вы все это замутили, Жан. Что двигало вами? Не от скуки же вы создали Блоготуна?
– Ненавижу я вас альтеров. Если бы все пошло, как я спланировал, закрыли бы скоро Большой Исток, а всех альтеров по психушкам пересажали. Большего мы не достойны.
– Но ведь ты сам альтер, подбрось и выбрось! Как же так? – не смог я удержаться.
– А я себя больше всех ненавижу, – признался Жан Ферзь.
Больше нам с ним разговаривать было не о чем, и мы с Красавчегом с чувством выполненного долга отправились в «Зажигалку», предоставив Джеку Брауну завершать допрос.
– Никак не могу понять, зачем ему это все было. Не от одной же ненависти. Ну, ненавидит он альтеров. Так написал бы бумагу-прошение и отправился бы на Большую землю, где нас нет. И всего делов-то.
– Не мог он по-другому. Сила у Блоготуна такая, что брат на брата пойти может, сын на отца, и каждый в правоте своей уверен будет на все сто. И никто их не переубедит, потому что они верят в ту реальность, что Блоготун для них создал. А в той реальности черное стало белым, а белое черным. И одного от другого не отличишь. Поэтому когда вырвались они из сети Блоготуна, то в первое время даже разобраться не смогли, где правда, а где ложь. Начался у них отходняк, все смешалось в бедных головах, вот и вцепились друг в друга, словно собаки бешенные. Пока разобрались, что к чему, делов понаделали, за которые еще долго стыдно будет, а некоторым всю жизнь грехи замаливать придется. Подбрось и выбрось. Не мог Блоготун по-другому поступить, потому что у него талант такой, особенность его. Он следовал своему призванию, так как его понимал. И это его путь, его карма, подбрось да выбрось. И ему за это отвечать.
История девятая
Попугай
– Раз попугай. Два попугай, – считал Ник Красавчег.
В клетке на барной стойке «Зажигалки» щебетали два неразлучника. Еще вчера их не было, а сегодня появились. Когда мы спросили у Марка Щупальца, откуда они тут, он развел руками. Мол, откуда я знаю. Утром пришел, а они уже тут. И что самое любопытное, подбрось и выбрось, он совершенно не удивлялся появлению попугаев. Словно каждый день в его жизни происходит что-то необъяснимое. Правда, о чем я говорю, у нас на Большом Истоке каждый день столько всего происходит разного, что мы просто устали чему-либо удивляться.
– Это не попугаи, а демоны. Зуб даю. Предлагаю провести экзорцизм, – предложил Зеленый и, видя что его предложение не нашло поддержки, возмутился. – Вообще, меня кто-нибудь слушает?
– Да кому ты сдался, – ответил Ник Красавчег. – Ты лучше наливай давай, а то зачем мы тут с тобой хороводы водим.
Я сохранял невозмутимое молчание. Молчание оно же ведь разное бывает. Можно молчать грозно, можно выразительно, можно с насмешкой или с ехидцей. Я молчал невозмутимо. Так чтобы никто не догадался, о чем я сейчас думаю.
А думал я, как ни странно о попугаях. Чудеса чудесами, но откуда они все же взялись на барной стойке. Такое ощущение, что их кто-то забыл. Прямо так в клетке. Правда Марк Щупальцы божился, что никто к нему не заходил с попугаями, соответственно никто и оставить не мог.
