Григорий Симанович - Аполлоша
Бося и Лопоухий, обогащенные лишь опытом игры в очко и на «одноруких бандитах», тупо уставились на экран, словно ждали, что именно оттуда, минуя кассу, вывалится желанное бабло.
Через десять минут «Газпром» стал заметно сдуваться, и его пятьсот скукожились сразу на полтора процента. Игнат снова поглядел на фигурку просительным взглядом и демонстративно призвал ее к сотрудничеству умоляющим «ну!». Еще пятьсот он грохнул на растущие акции Сбербанка, которые, словно встряхнувшись ото сна, только того и ждали – помчались с горки, едва притормозив на уровне минус полтора процента от покупки.
– Ты же просираешь? – возмутился Бося, ухвативший суть происходящего, что было нетрудно даже для дилетанта.
– Я предупреждал, нужно почувствовать его, настроиться на волну! – раздраженно, почти криком ответил Игнат, сам удивившись собственной наглости. – Надо поверить ему, подчиниться. Вот я чувствую, он призывает сыграть в «лонг».
– Это что – ва-банк? На все, что ли? – грозным тоном предположил Бося, угрожающе придвинувшись плотнее к Игнату и сжав его локоть так, что тот взвыл от боли.
– Да нет же, это значит – в долг. Берем у биржи почти столько же, сколько у нас вложено, и покупаем на все. Выигрыш вдвое больше. Может, придется чуток подождать.
– Валяй, под твою ответственность. Но если через полчаса не покажешь выигрыш, я тебе ногти вырву и заставлю их сожрать, понял?
– Полчаса? Вы что, ох…! Я же не яму копаю. Я делаю, что он говорит. Если он задумал комбинацию на два часа – будет два. Не верите – у него спросите! – Игнат почти орал, пунцовый от раздражения. Ему было все равно. Злая, смертоносная решимость загнать этих гадов в тупик поборола страх, подавила инстинкт самосохранения. В нем проснулся боец, смекалистый солдат, каковым никогда не был.
Сработало. Бандиты приумолкли и покорно глядели на дисплей.
Заложник купил уже подупавших акций ВТБ на весь остаток плюс несколько сотен взял в долг у биржи. В графе «плечо» показалась искомая цифра «25 процентов». Критическое число. Теперь, как отлично усвоил Игнат за долгие месяцы биржевых сражений, любое падение стоимости купленных им ценных бумаг вело к безоговорочной компенсации. То есть биржа забирает его акции сама, насильно, без спроса, и продает по их сиюминутной, упавшей рыночной цене, нанося удар по его карману. С Аполлошей – то бояться было нечего. А вот без него… это самое неприятное, что может случиться с биржевым игроком.
Так разорялись рисковые миллионеры.
Так же решил разорить себя и полковник Оболонский, дав последний бой своим мучителям.
Он чувствовал, что сейчас рынок пойдет дальше вниз и заметная часть его жалких денег на счете растает. И так еще несколько раз. И хрен они пополнят счет! Только он лично. Или по доверенности. Тогда пусть везут к нотариусу. А там видно будет. Вдруг представится шанс! «А если рассвирепеют и убьют – тем лучше, скорее отмучаюсь».
Игнат знал. Игнат хорошо знал: более невезучих, бездарных биржевых стратегов и тактиков, чем они с Гошей, рынку еще не попадалось. Поэтому играл наверняка. В поддавки с биржей. В поддавки с судьбой.
Он не учел одного. В короткую, дикую «доаполлошину» эпоху все их с Гошей намерения и планы рушились, все покупки приводили в конечном счете к поражению, словно кто-то могущественный и зловредный издевался над ними персонально. И теперь случилось ровно то же самое. «Подслушав» намерение Игната, этот Великий Биржевой Шутник без промедления устроил подлянку.
Ровно через пятнадцать минут, когда обе заинтересованные стороны уже теряли терпение, банковские и газпромовские акции, исполняя дьявольскую волю, рванули вверх. Но как! В среднем на три процента.
Игнат и Бося воспряли. Каждый – вследствие своих эмоций. Бося осклабился и, с уважением поглядев на «Римского юношу», велел: «Ну, чего ждешь-то, продавай, снимай навар».
Проклиная все на свете, Игнат зафиксировал прибыль. Была она ничтожна, всего тридцать восемь рублей, но для показательных выступлений – в самый раз.
– Начинаю вам верить всерьез, Игнатий Васильевич, – похлопав его по плечу, изрек Бося. – И ему, пацану вашему римскому. Ну, чего сидим, погнали дальше. Проверим еще разок.
– Который час? – спросил Игнат в надежде, что биржа скоро закроется.
– А они до каких работают?
– До без четверти семь.
– Нормально, у нас еще полчасика есть. Давай, гони, чего там статуэтка подсказывает?
Игнат понуро взглянул на нового партнера. Медный лоб «Римского юноши» источал тоску поточного производства провинциальной литейной фабрики.
Игнат вывел на экран несколько акций второго эшелона, в том числе – по старой памяти – и акции того злополучного «Сатурна», которые когда-то спалили их с Гошей убогий капитал. Оборот во втором эшелоне обычно очень мал, торговля идет вяло. А он так устал, он испытывал такое разочарование и бессилие, что решил отложить свой план на завтра, продумав наиболее надежный путь к саморазорению. Потому и купил по старой памяти, с последней надеждой, на все деньги этого «Сатурна», еще раз мысленно обматерив хренова гобоиста Альбертика, подставившего их тогда нещадно. За тридцать минут до закрытия они уж точно не колыхнутся.
Он безучастно, невидящим взором глядел на монитор, чего нельзя было сказать о приободрившихся похитителях. И если дремучий Лопоухий смутно представлял, что происходит, «продвинутый» Бося вполне освоился и, словно за лошадью, на которую поставил на бегах, с азартом следил за движением цифр в прямоугольничке «Сатурна». Цифры не двигались.
За десять минут до конца Игнат обратил внимание, что кто-то заявил покупку сразу десяти тысяч акций. Цена приспустилась и тотчас подскочила на треть процента. И вот еще одна покупка, еще, еще и вдруг… заявка на пятьдесят, потом на семьдесят тысяч. Игнат не верил своим глазам: акции «Сатурна» с бешеной скоростью стали подниматься в цене, словно ракетой взмыли к планете, давшей имя этому акционерному обществу. За две минуты до закрытия торгов случилась натуральная вакханалия: «Сатурн» скупали так бешено, будто именно в него решили вогнать все ресурсы российских и иностранных трейдеров и брокеров, весь капитал инвестиционных компаний.
«Продавай, сука!» – завопил Бося, в неистовстве хряснув Игната по спине своей культуристской дланью. Игнат, не владея собой, дрожащими пальцами выстроил продажу и щелкнул мышкой. Акции ушли с прибылью шесть процентов. Ровно через минуту торги прекратились, сотни цифр замерли, будто остановленные взмахом дирижерской палочки на финальном аккорде симфонии. А финалом «дирижировал», получается, Игнатий Васильевич Оболонский, считывавший ноты из непознанных глубин сознания бессознательной медно-железной статуэтки ваятеля Бибикова.
