Усадьба с приданым (СИ) - Снежинская Катерина

– Ма-ань, – позвали из синеющего сумрака. Добренко длинно провёл ладонью по машиной спине, словно кошку погладил и чуть отодвинулся. Боку немедленно стало холодно, хотя о каком холоде речь, когда на улице едва не жарче, чем днём? Может, дело в кондиционере? Есть в этом акапульковском доме кондиционер или нет? – О чём думаешь?

– Об очках и кондиционерах, – честно призналась Мария Архиповна хриплым разбойничьим голосом.

А каким ещё он должен быть? Только преступным. Наверняка, то, чем они занимались, запрещено законом. Ну, не как преступление против личности, конечно, а как нарушение приличий. М-да, всё это было исключительно неприлично. И оттого… просто потрясающе!

Госпожа Мельге хихикнула, чувствуя, как щёки моментально налились предательским жаром. Хорошо хоть, темно, ничего толком не видно.

– Ты чего, Мань, жарко тебе? Погоди, я сейчас…

Саша зашевелился, явно собираясь с кровати слезть. Ему было неудобно, некомфортно и, вообще, смутительно, не в своей тарелке чувствовал себя несчастный дрессировщик. Странно, но Маша прекрасно слышала его мысли: «Набросился, как… как… Идиот! Кретин!»

Он же ничего не знал про сход Земли с орбиты и свалившиеся очки, бедный!

– Лежать! – скомандовала Мария Архиповна и навалилась на Добренко, положила ему на грудь кулаки, сложенные башенкой, сверху подбородок пристроила. – Это что, попытка к бегству? Дон Жуан повёл себя как немытый кмет, чем оскорбил леди Анну в лучших чувствах?

Саша промолчал. Кажется, он ничего не понял ни про леди, ни про саму Машу.

– Вот ты такой большо-ой, – протянула Мария. – И такой глу-упый. – Дрессировщик опять ничего не понял. Ну как ему объяснить? – Я же тебя люблю.

– И? – после немалой паузы, осторожно уточнил Саша.

– И всё. Тебе мало?

Дрессировщик ещё помедлил, потом всё-таки облапил Машу, подтянув её повыше.

– Мне всегда будет мало, – признался ещё осторожнее, но уже с намёком на эдакое гусарское залихватсво. – Как тебя может быть много?

– Ну вот, наконец-то дошло, – с облегчением вздохнула Мельге, ложась ему щекой на плечо.

Странно, но кожа Добренко оказалась прохладной, приятно прохладной. Может, он вампир?

– Слушай, а тебя случайно не Эдвард зовут? Хотя нет, ты скорее Деймон. Но тоже не очень.

– Чего?

– Вот тёмный ты человек, Добренко! Книжки читать надо. Есть такие шедевры мировой классической литературы, называются «Дневники вампиров» и «Сумерки». Согласно им…

– Погоди, Мань, – почти уже раздражённо перебил дрессировщик, нервно проведя ладонью по своим волосам. Второй-то рукой он продолжал обнимать и правильно делал, между прочим. – Чего-то я не въезжаю.

– Ну чего там въезжать? – удивилась Мария. – Ты же хотел, чтобы всё вот так? – Маша сцепила пальцы замком и, для наглядности, потрясла ими. Правда, левый локоть оказался зажат, потому вышло не слишком ловко, потрясла она под самым сашиным носом и уверенности, что он разглядел, не было никакой. – Вот получите и распишитесь.

– Значит, тебе было…

– Если ты сейчас спросишь, было ли мне хорошо, я тебя тресну, – горячо пообещала Мария Архиповна.

– Ну и о чём мне спрашивать?

Маша не видела, конечно, зато почувствовала, как он улыбается.

– Спроси, ради разнообразия, какие мне цветы нравятся.

– Зачем?

– Чтобы не промахнуться, когда дарить станешь.

– А зачем я тебе их дарить стану, если знаю, что ты никакие не любишь? – искренне поразился Саша.

Мария Архиповна хотела было возмутиться, но подумала – и передумала. Потому как, если признаться совершенно честно, цветы её на самом деле мало трогали. Как говорится, главное, не подарок, а внимание.

– Ну тогда подари мне собаку.

– Чтобы в сумочку влезла?

– Арей в сумочку не влезет.

– Мань! – Саша схватил её за локти, приподнял и потряс. – О чём вот сейчас мы говорим?

– Ну как о чём? О жизни.

– А раз о жизни, то завтра же… Вернее, уже сегодня, ты собираешь манатки и сваливаешь отсюда подальше вместе со своем полоумной подружайкой. Это ясно?

Смотреть сверху на него, такого хмурого и сердитого, было смешно. И приятно до тепла в животе. Кто ещё её, особу, между прочим, немаленькую и не вот тебе пушинку, мог бы эдак держать на почти вытянутых руках. Ну не всю её, конечно, только половину, вторая осталась на кровати лежать, но всё равно же тяжело. Силён, дрессировщик!

Маша отрицательно помотала головой.

– И чего ты машешь? – сердито уточнил Саша.

– Я не машу, я мотаю.

– Ок, хорошо. Чего ты мотаешь?

– Потому что ничего мне не ясно, никуда я завтра не поеду. И верни меня обратно, мне там хорошо было. – Добренко ещё раз тряхнул её тихонько, но на самом деле положил обратно, снова погладив по спине. – Слушай, я всё понимаю и помню. Ты сам разберёшься, даже вон друга на подмогу позвал, а вдвоём вы ух! Но дай мне всего денё-очек, а? Я уже почти догадалась. Мне так хочется разобраться! Ну-у, пожа-алуйста.

– Мань, это не игрушки!

– Да уж какие игрушки, – тяжко вздохнула госпожа Мельге. – Между прочим, в подвале сидел не ты, и по голове били не тебя, – Саша, коротко выдохнув, сжал ей ребра так, что Мария ойкнула приглушённо, но упорство победило. – Да пойми ты! Если я с этим не справлюсь, если сама не разберусь, то никакой новой жизни не будет, ясно тебе? И в Мухлово мне делать станет нечего. Останется возвращаться к себе и там как-то… устраиваться.

– Я ж тоже не дурак и кое-что понимаю. Мань, это называется «резать понты» и «у кого… кхм!.. пушка длиннее».

– Ну и пусть так! Не мешай мне, пожалуйста, резать понты и доказывать, что у меня длиннее, ладно?

– А помогать тебе можно? – снова помолчав, спросил Саша.

– Нужно! – обрадовалась Маша. – И ещё не откажусь от телохранителя. Ты как, сдюжишь?

Укротитель опять ничего не ответил, да Мария ответа и не ждала. Тем более, её неудержимо поволокло в сон. Она повозилась, устраиваясь удобнее, и тихонько засопела в шею Добренко.

Жалко, конечно, что он никак не отреагировал на её признание в любви. Хотя, бруталы и мачо, они такие. Как же, как же, помним: «Мань, я не по этой части, ты уж сама, как-нибудь!» Но ничего, она ещё своего добьется! Вот только поймёт всё до конца и сразу же плотно возьмётся за дрессуру отдельно взятых укротителей.

***

Почему-то на завтрак давешний морской котик и Ирка явились вместе. Может, просто по дороге встретились? Хотя вряд ли. Ведь подружке пришлось топать через всю деревню от дома Аллы, где рыжая ночевала, а бугай дрых в соседней комнате, то есть «по дороге» выходило слишком уж коротким. Так или иначе, бравый Санёк был весел и безмятежен, как американский полковник в весеннем Кабуле, а вот Ирка выглядела не то чтобы напуганной, но какой-то притихшей, даже присмиревшей. И глаза красноватые. Бессонница замучила, что ли? Ревела ночью?

Но Маша не стала бы в неё кидать камнями, даже если б очень попросили: у самой-то очи отнюдь не дивные, поспать то удалось едва-едва. Да и неудобно ей было, вернее, некомфортно, казалось, что все моментально догадаются, какими грехами они с Добренко баловались. И наверняка же зря боялась, потому как Ирка явно пребывала не здесь; Малышу, извергающему из всех пор ядрёный запах перегара, на Марию и её переживания было глубоко плевать; ну а Капитан Америка вряд ли самостоятельно догадался бы, как завязать шнурки. Например, до того, чтобы поздороваться, он не додумался. А на Сашу, который послетакойночи не изменился ни на йоту, ни на полноготочка и вёл себя совершенно обычно, госпожа Мельге даже злилась немного.

Да что говорить? Мужчины! Бруталы и мачо. Бараны и козлы.

– И что это у нас тут делается с утра пораньше? – возмутился невесть откуда нарисовавшийся на пороге очередной представитель фауны. Или грибы – это флора? Короче говоря, Боровик, он же по совместительству местный участковый, пребывал практически вне себя. По крайней мере, щёки надувал и глаза пучил так, будто хотел из собственной шкуры выпрыгнуть. – Это кто вам, господа хорошие, позволил самоуправством управлять и беспредел творить? Нет, я кого спрашиваю?