Усадьба с приданым (СИ) - Снежинская Катерина

– Чего там, Маш? – спросила явно ничего не слышавшая Ирка.

– Скребуться, – придушенным шёпотом ответила Мельге. – Снаружи кто-то поскрёбся. Только что.

– Кто?! – таким же шёпотом крикнула Ирка и зажала себе рот обеими ладонями, снова выпучив глаза.

Откровенно говоря, Марии Архиповне тоже стало страшно так, что лопатки заледенели. Страшно, а ещё противно за собственный испуг и даже смешно. Потому как в голову полезли мысли не о том, кто их сюда засунул, а о восставших мертвецах, оборотнях и прочих упырях. В их ситуации только вампиров бояться, вот точно!

Маша сглотнула совершенно сухим горлом. Подняла руку и тихонько постучала костяшками по доскам.

– Не на-до! – совсем уж едва слышно прохрипела Ирка.

Мария мотнула головой, вслушиваясь в тишину, и уже почти уверилась, что ей примерещилось, никто пол не царапал, как тут, после немалой паузы, снова заскреблись, только звук немного изменился, будто когтями провели не по дереву, а по железу. И словно бы кто-то засопел сердито.

Упырь? Крыса? Ёж?

– Арей? – не слишком уверенно позвала Маша.

Над головой протяжно и очень громко, с эдаким надрывом, как по покойнику, завыло. Ирка завизжала, зачем-то ладонями зажимая собственные уши, хотя это Мельге было в пору свои затыкать.

– Это Арей, – заорала Мария, пытаясь перекричать разразившуюся какофонию и от нетерпения подпрыгивая на угрожающе трясущемся ящике. – Собака. То есть он никакой не собака, а самый настоящий Зверь и альфа-самец! Порода такая, они не лают, а воют. Арей, Ареюшка, мальчик мой, я тут! Ирка, да замолчи ты, наконец!

Вой с той стороны досок поддал, набирая сил и оборотов. Подруга, хоть это казалось невероятным, тоже поднажала, её визг начал стремительно скатываться – или подниматься? – к ультразвуку.

– Тихо! – завопила Маша, сама себя не слыша.

Крышка, наконец, дрогнула, обдав госпожу Мельге настоящим ливнем трухи с мусором, и исчезла, а в тёмном квадрате появилась красная от натуги физиономия Саши.

– Манька! – выдохнул дрессировщик.

Машу рвануло вверх, будто подъёмным краном, она только и успела, что в воздухе ногами дрыгнуть, и тут же облапило, стиснуло так, что под рёбрами пискнуло беспомощно, заставило втиснуться во что-то мягкое и твёрдое одновременно, пахнущее нагретой солнцем тканью, чуть-чуть туалетной водой и мужчиной. Между прочим, не абы каким мужчиной, а любимым, своим.

Над ухом, бубня, монотонно, будто таблицу умножения зачитывая, матерелись. И был этот мат таким восхитительным, таким утешающим, что Мария Архиповна даже зажмурилась от удовольствия.

– Ну вот, ну вот, – чужое квохтание не сразу дошло до переполненной счастьем головы. – Ой, бедные девочки! Вот ведь настрадались-то! Как же это, а?

– Да ладно вам кудахтать-то! – прогудел недовольный бас. – Понятное же дело. Взяли того, – послышался звук, будто кто-то щёлкнул ногтём по натянутой шкуре барабана. – И того! Всё!

– Ой, Колька, ты б молчал, тебе вечно только до того!

– Видите, у печки пол железом оббит? – частил высоковатый даже для него голос Тёмы. – Это чтоб угли на половицы не попали. Ну и крышка-то тоже оббита и не заметишь. Вроде лист и лист. Нет, ты смотри, смотри! Вот гвоздики и вот гвоздики. Здесь шов между листами и здесь вроде шов. А это совсем и не шов! Щель между крышкой и полом! Здорово, да? Если б не Арей…

Ирка ревела с подвыванием, будто профессиональная плакальщица и её, кажется, тоже кто-то утешал. А Маша, наконец, что-то начала соображать. Она подалась чуть назад, отлипнув носом от почему-то мокрой, хоть выжимай, майки, снизу вверх заглянула в очень серьёзные, даже, наверное, сердитые и светлые, совсем как у Зверя, глаза.

– А где Арей? – спросила девочкиным голоском и сочно шмыгнула носом.

Оказывается, она тоже ревела, да ещё как! Вот и майка у Добренко промокла. Опять. Кажется, Мельге на его груди уже рыдала. Полное дежавю.

А Саша ничего не ответил, только Маша почему-то сразу сообразила посмотреть вниз, под ноги.

Пёс, перемотанный странно белыми бинтами, пластом лежал на полу, положив ушастую голову на лапы. И вид у него был бы совсем несчастным, если б не жмурящиеся, хитрющие и дико довольные глаза.

– Я не сразу сообразил его выпустить, – негромко признался Саша, но Мария дрессировщика прекрасно слышала, его голос даже хоровые причитания не заглушали. – Хоть он и рвался. Это уж потом, когда всё обыскали… А он тебя нашёл.

– Ты меня нашёл! – восхитилась Мария Архиповна, присаживаясь на корточки и робко, кончиками пальцев, погладила мохнатое ухо. – Ты меня нашёл. Ты мой настоящий рыцарь. Ты же собака!

И Маша снова разревелась, подвывая Ирке бек-вокалом, утирая ладонью капли, с завидным постоянством натекающие на кончик носа.

Арей прикрыл глаза чёрными прямыми ресницами, соглашаясь, что он собака. А ещё супермен, в смысле, супердог, герой и, вообще, молодец.

– Ну так, граждане и гражданочки, – раздался над Машиной головой чей-то очень решительный голос. – За-аканчиваем групповой плач и причитания. Предлагаю приступить к конструктивизму.

Мельге задрала голову, разглядывая раскомандовавшегося, позволившего вмешаться в её счастье.

Мужик оказался очень большим, просто огромным, ну или, по крайней мере, таким снизу виделся. Да нет, по сравнение с Иркой, которую он одной рукой отечески приобнимал за плечи, а другой не совсем отечески за талию, даже чуть ниже – успокаивал так, надо полагать – новоявленный руководитель и впрямь мерещился горой. В плечах косая сажень, грудь бочкой и вроде бы на животе, туго обтянутом футболкой, «кубики» бугрились. Зато уши почти размазаны по черепу, как у боксёра, нос откровенно кривой и на голове ежик волос длинной в палец.

Кто тут в супермены после Арея записывался? Хотя нет, этот больше на Капитана Америка смахивал. Или на морского котика, какими их в сериалах показывают. В смысле, не на того, что с ластами, а того, что с автоматами и зверскими ножами. Впрочем, у тех, кто с автоматами, тоже, кажется, ласты имелись.

– Здрасти! – неожиданно выпалил «котик», покивав Маше почти бритой башкой. – С возвращеньицем.

– Спасибо, – всё тем же девочкиным тоном отозвалась Мария Архиповна. – А вы кто?

– Конь в пальто! – радостно отрекомендовался громила. – А по совместительству Санёк, дружбан этого вот.

И указал совершенно квадратным подбородком на Добренко. Саша пожал плечами.

***

Утихомириться удалось не всем и не сразу, но, в конце концов, вроде бы поуспокоились. Поскольку дома даже сидеть было не на чем, решили переместиться «на воздух», к гамаку, где давеча пикником баловались – Маше вдруг показалось, что пикник этот случился давным-давно, в прошлом столетии, например, а то и вовсе в другой жизни.

Расторопная Алла при поддержке колькиной жены и Оксаны мигом организовала чай «с закусками»: двумя жаренными курицами, громадной сковородкой с жаренной же картошкой, тазиком салата и ещё чем-то таким, а так же эдаким. Тёма, с перемотанной как у красноармейца головой, приволок самовар с трубой. Невесть откуда появилась бутыль домашней наливки, кажется, всё та же.

В общем, расселись.

– Ну, рассказывай! – приказал «конь в пальто», залихватски махнув первую рюмку.

Не чая, понятно.

Отмытую, переодетую и подлеченную Ирку он больше не обнимал, даже не смотрел на неё, да и она отсела от громилы подальше, поглядывая на «котика» почти испуганно. Но Алла, смерив их задумчивым взглядом, загадочно улыбнулась. Маше это показалось подозрительным.

– Да я тебе уже всё ещё вчера обрисовал. Ну так, в общих чертах, – отозвался Саша, безрезультатно пытаясь подцепить вилкой лепестки румяной картошечки.

Безрезультатно, потому что орудовать ему приходилось левой рукой, в правой была Маша, притиснутая к его боку так плотно, словно дрессировщик хотел её к себе приклеить. Откровенно говоря, Марии было жаль Добренко: умаялся человек, проголодался, ему б нормально поесть. Но сейчас Мельге не отлипла бы от него, даже если б любимый от голода помирал.