Светлана Чехонадская - Саваоф
— Бараньи?
— Это у тебя бараньи, овца. А у них человечьи. Ну, где-то метра полтора ноги! Ни одного волоска, смуглые, ровные, ногти сейчас какие-то новые делают — невероятной красоты!
— У тебя тоже красивые.
— Это прошлый век! А зубы! Какие бабы, ты не представляешь! Нет, чтобы такого мужика заарканить, нужно серьезно над собой поработать... Какой мужик!
— Поразил в постели?
— Да это дело десятое. Хотя и в постели нормальный. Но он же богатый! Ему вообще позволительно быть импотентом после счета, который он оплатил в этом ресторане. А он еще и не импотент. Представляешь! И не женатый.
«Может, и у меня все получится? — подумала я. — Или сегодняшнее заступничество Лица и есть предел моей везучести?»
— Слушаешь?
— Да, — сказала я.
— А чего молчишь? — В голосе Марианны послышалось подозрение.
— Именно потому, что слушаю. И потому что убита, раздавлена. Завидую. Испытываю сильную злобу.
— Правильно... Приятно слышать. Но если честно, я опасаюсь, что он сорвется с крючка... Как-то так формально чмокнул меня утром. И все удивляется, что грудь твердая... Может, вынуть протезы, если у него такой бзик? Станет на два размера меньше, зато мягкая.
— Дряблая, — напомнила я.
— Это у тебя дряблая. А у меня в роду грудь у всех до старости стоит.
— Даже у мужчин?
Она засмеялась.
— Ты чего-то смурная!
— На работе неприятности.
— Ой, что я тебе сейчас расскажу! — завопила она на всю кухню. Я даже отодвинула руку с трубкой от уха. — Он же один из крупнейших акционеров вашего гадюшника!
— В каком смысле?
— Владелец твоей корпорации!
— Не болтай. Наш владелец — гермафродит.
— Вот-вот, он так и говорил: только гермафродит может там штаны протирать. Ваш гермафродит — тоже владелец. Как и родители Гергиева. Поэтому все твои неприятности скоро закончатся. Я ему вчера сказала: «Что вы привязались к человеку? Она хорошая баба! Честная! Придурковатая немного, но кто без недостатков? Пусть тот бросит в нее камень!» Он говорит: «А какие неприятности? Все ведь закончилось». Наивный парень, правда? Они там сидят у себя наверху и даже не подозревают, сколько сволочей посажено вам нервы мотать... Ты со мной по-человечески поступила — отошла в сторону. Я тебя отблагодарила. Помни об этом!
— Ты думаешь, он поможет? — спросила я. На телефоне зазвонила другая линия. «Следователь» — сообщил экран. Я нажала ожидание.
— Да! Он возмутился, при мне кому-то позвонил. Сказал: «Я же просил! Специально напоминал! Это даже не обсуждается!» Эх... — Голос Марианны погрустнел. — Не может быть таких классных женихов. Наверное, у него есть тайный недостаток.
— СПИД?
— Дура! Типун тебе! — испугалась она. — Что-нибудь поменьше.
— Педофилия?
— Ну, что-то вроде этого... Сказал, что детей любит. Поэтому ему не нравится искусственная грудь. Тебе что, кто-то звонит?
— Да. С работы. Я тебе перезвоню, ладно?
Я перешла на вторую линию.
— С кем вы говорили? — сразу спросил он и, поразмышляв секунду, добавил: — Здрасьте.
— С Марианной.
Он весело присвистнул.
— Обо мне?.. Я вчера выпил лишнего.
— Все было прилично. Вы ничего плохого не сделали.
— Я не в этом смысле.
— Вас зовут Сергей?
— Да.
— Сергей, это вы... заступились за меня перед нашим главным?
— Мой отец.
— Я даже не знаю, что сказать...
— А ничего и не говорите. Я не сделал ничего особенного: вы действительно не называли пароли, а оклеветали себя от отчаянья. А Горик... Во-первых, я тоже не смог бы уволить человека в его положении. И во-вторых, я, как и вы, не очень верю, что это сделал он.
— Но это немыслимо: такое великодушие.
— Не думал, что вы любите такие красивые слова. — По голосу было слышно, что он улыбается.
Наверное, такая улыбка — это все, что было нужно мне для того, чтобы сорваться. Не равнодушный взгляд Бориса, мечтающего о моей должности, не злое шипение человека-змеи и даже не подлость, совершенная собственным мужем, — а просто улыбка, которой даже не видишь. В общем, я заплакала. Потом нажала кнопку отбоя и заревела в голос.
Минуты через три в дверь позвонили.
«Алехан! — подумала я, вытирая сопли. — Отошел, придурочный. А я вся зареванная. Ужасно. Он подумает, что это из-за него! Но если не открыть — испугается и вызовет полицию».
Я вышла в коридор и открыла дверь, отворачиваясь.
— Я так и думал! — воскликнул Гергиев. — Вы плачете! Ваш гермафродит рассказал отцу, что вас уже увольняли, когда он пришел. Между прочим, жалко, что не уволили. Гермафродит не любит, когда ему что-то препятствует. Он бы заставил их прийти к вам домой с цветами!
— Не врите, ради бога! — попросила я, продолжая плакать.
— Честное слово! Мне можно войти?
— Откуда вы здесь?
— Проезжал мимо... Смотрю, ваш дом... Дай, думаю, напрошусь на чай. Сидел в машине, набирался смелости... Вдруг выходит ваш муж с чемоданом. Куда это он на ночь глядя?
— Мы с ним поссорились.
Следователь снова присвистнул, не прекращая своего неуклонного движения в сторону комнаты.
— Как романтично! Сейчас это редко бывает — ссоры. Чуть что, люди просто расходятся, чтобы не трепать нервы. Жизнь одна... Но мне кажется, в супружеских ссорах есть своя прелесть. Так вы из-за этого плачете? Нашли сокровище!
— Вам не понять.
Он был уже на диване.
— Почему не понять? Мои родители прожили вместе всю жизнь. Вот вы гордитесь своим десятилетним супружеским стажем, а у них он сорокалетний.
— Они подали заявку в Книгу рекордов Гиннеса?
— Если я женюсь, то сразу же захочу побить их рекорд. У нас с отцом постоянное соревнование.
— Наверное, удачное для отца?
— Между прочим, до тридцати я был управляющим всем нашим состоянием. Я его утроил. Чем пахнет?
— Лазаньей.
— Я голодный.
— Она была замороженная. Вам вряд ли понравится.
— Я люблю всякое говно.
Я сходила на кухню за лазаньей. Пока несла ее, дико захотела есть. Пришлось вернуться за второй вилкой. Я поставила тарелку на наш столик с инкрустацией.
— Будем есть оба. Я тоже голодная.
— Красивый столик.
— Старинный. Достался мне от отца.
— Как и квартира, правильно?
— Откуда вы знаете?
— Ваш муж, поссорившись с вами, ушел с чемоданом... Значит, квартира ваша... Очень вкусно! Потом покажете коробку?
— Кого вы играете передо мной? — спросила я, откладывая вилку. — Кто вы вообще? До тридцати утраивали свои деньги, а потом пошли в следователи. С какой стати?
— Их стало неинтересно утраивать. Сорок нулей или сорок один — какая разница. Я перестал чувствовать результаты своего труда. Такие величины... они перестают восприниматься как реальные. Это как космические расстояния: мегапарсеком больше, мегапарсеком меньше.
