Сергей Алексеев - Молчание пирамид
Именно в тот момент Власов понял, что все это — арендованный на сорок девять лет бассейн, импортные станки, дорогие расходные материалы, запасы сырья и готовые изделия — ему не принадлежит. В любую минуту, если этим надзирателям или даже Буре что-то не понравится либо, напротив, что-то очень понравится, он лишится всего. Поэтому вступление в ассоциацию хоть и не спасло от этой постоянной угрозы, но сгладило бы отношения, сделало бы Власова «своим».
Рюкзак уникальных, редчайших перлов им бы точно понравился…
Жена не возвращалась и ни разу не являлась в неподходящее время: видно, с возрастом и эта привычка изменилась, потому что Власов получил повестку в суд на бракоразводный процесс и дележ совместно нажитого. Но сейчас ему было не до судов. Прометавшись загнанным волком целую неделю, он погрузил рюкзак в машину и поехал в Управление ФСБ — сдаваться. Тут впервые выспался на стульях в кабинете начальника, поскольку разговор был очень долгим, бестолковым, с частыми длительными перерывами.
Чекисты советовались между собой, консультировались с Москвой, делали какие-то экспертизы, снова допрашивали Власова и, наконец, изъяли жемчуг. Но приехавшие из столицы оперативники после разбирательства и проверки рюкзак вернули, пожали плечами, дескать, иди, исполняй заказ клиента, ничего противозаконного нет, что не запрещено, то разрешено. На все аргументы, что драгоценности у него обязательно отнимут, разводили руками: вот когда отнимут, тогда приходите, поможем.
А еще чекисты, и местные, и московские, делали недоуменные лица, когда он начинал рассказывать, кто такие надзиратели…
И наконец-то появился генерал Хлопец…
Жемчуг сейчас находился в надежных руках. Буре искал Власова в городе, и можно было бы спокойно заснуть, однако его начинала душить жаба: стало вдруг жаль оружие, которое приходится оставлять здесь, охотничье снаряжение, два отечественных снегохода и один новенький, японский. Еще остаются две машины: одна так себе, повседневная, а вторая — «гранд чероки», недавно поставил кованые диски и широкую резину… А флажков двенадцать километров, сделанных по спецзаказу в Кирове, со специальной пропиткой?!
Власов успокаивал себя, мол, ладно, пусть все останется жене, нечего жалеть: дорогие ружья, карабины, снегоходы, машины продаст, может, займется бизнесом и возьмет под себя камнерезку, если позволят, а нет, так тоже продаст, пусть за копейки… Но флажки! Ведь выбросят на свалку — кому нужна веревка с красными тряпочками?
Никто не догадается свезти егерям…
Шел уже третий час ночи, а он никак не мог отвязаться от скаредных мыслей, хотя понимал, что все это глупость и не спит он по другой причине — от страха перед будущим. В Забавинске все было понятно, даже надзирающие за ювелирным промыслом: ну, коли так сложилось, что они существовали всегда и ныне существуют? Но ведь дают жить, дышать, и если не думать о них, так и вовсе хорошо… А что будет там, в Европе? Чужие страны, языки, нравы — тут и деньги не помогут, несколько лет надо, чтобы привыкнуть. И охоты там нет, вон в Россию ездят…
Вдруг генерал не захочет делиться и кинет?
А если и там есть надзиратели?..
В какой-то миг Власов ощутил томительную резь в глазах и приближение сна, но отчего-то вздрогнул и почувствовал тревогу. Он прислушался, сел, проверил, заперты ли замки, и, когда потянулся к задней двери, неожиданно увидел в сумраке лицо человека за стеклом — кто-то заглядывал в кабину.
Власов инстинктивно отпрянул, и видение исчезло. А секундой позже мысленно плюнул и так же мысленно рассмеялся над самим собой: скорее всего, стекло белой ночью стало зеркалом — напугался своего отражения…
Власов устроил голову на подушке, вытянул ноги насколько было можно, закрыл глаза и услышал отчетливый звук открываемой дверцы. Пахнуло холодком, и словно кто-то озвучил его мысли:
— Вставай. Все равно тебе не спится, — пропел текучий, густой баритон.
Это уже не чудилось и не было сном, поскольку в следующий миг чья-то жесткая рука выдернула подушку. Власов сел и увидел перед собой человека, уже знакомого — того самого барина в «Волге» старого выпуска, с которым бегал советоваться старик-заказчик.
Душа оборвалась.
— Мы считали тебя честным человеком… Почем ты взял чужое?
Власов физически ощутил грань, за которой кристаллическое вещество превращается в аморфное; еще несколько секунд, и он закапал бы и расплылся, но в последний миг отчаяния вдруг вырвался из души искристый столб злости. Он, как раненый волк, пытавшийся вырвать клыками пулю, стал рвать свою плоть.
— Вам хорошо говорить!.. Чужое!.. А я устал от нищеты! Работаю день и ночь — и все равно нищий!
И вечно униженный!.. Даже если буду работать сутками, никогда не поднимусь!.. Потому что в этом мире нельзя быть честным человеком! Меня унижает нищета!
Барин оставался непоколебимым.
— Поэтому ты решил попытать счастья в воровстве?
— Хотел вырваться из-под власти надзирателей…
— Это не оправдывает твоего поведения.
— Вам легко судить! В одном рюкзаке принесли пятнадцать миллионов…
— Ты мог заработать полмиллиона на нашем заказе, если бы выполнил его. По договору, мы оставляли тебе просверленный жемчуг. Но ты пожадничал…
— Мне было жаль портить его… А потом, все равно бы не успел высверлить песок. Мне бы голову оторвали намного раньше…
— К тебе бы и близко никто не подошел. Пока работал, находился бы в полной безопасности.
— Сейчас так не бывает.
— На что же ты рассчитывал, когда принимал заказ? Или сразу решил обмануть нас?
— Да, я пожадничал…
— Вы собирались уехать с генералом вдвоем?
— Вдвоем…
— А кого он ждет из Москвы?
— Мне ничего не известно. Он сказал, все разделим на две части…
— Он обманул тебя. Власов обреченно вздохнул.
— У меня были подозрения…
— Тебе все равно придется выполнить свои обязательства. Нам необходимо достать родовые зерна из жемчуга. Но теперь будешь работать безвозмездно.
Власов отшатнулся.
— Каким образом? Жемчуг остался у генерала…
— Нужно забрать его.
— Это невозможно!
— Сейчас в машину к тебе сядет стражник. — В тоне этого барина послышалась подавляющая волю жесткость. — Ты приедешь с ним в определенное вами место и в назначенный час. Пока от тебя ничего больше не требуется.
Он закрыл дверь, и Власов остался один с его голосом, завязшим в ушах…
Ровно в половине десятого Власов остановил машину возле огромных, старых тополей во дворе дома, где Хлопец снял квартиру, — генерала на месте не оказалось. Его подъезд перекрывал широкий зад автомобиля аварийной службы водоканала. Власов сделал движение головой назад и наткнулся на ствол, но краем глаза успел заметить, что подсаженный к нему стражник натянул на голову маску-чулок.
