Анри Лёвенбрюк - Синдром Коперника
Вздохнув, я рывком поднялся с дивана. Не могу же я пережевывать эти мысли все утро. Надо двигаться вперед. Надо постараться перестать думать об этом. Как-никак, у меня есть дела поважнее. У нас есть дела поважнее.
Преисполненный решимости, я занялся тем, что уже стало входить в привычку: принял душ, приготовил завтрак, занялся поисками через интернет в кабинете Аньес. По ее совету, я попытался найти что-нибудь о докторе Гийоме. Но и на этот раз мои усилия ни к чему не привели. Я ничего не нашел ни о медицинском центре «Матер», ни о человеке, утверждавшем, что он уже с десяток лет был моим психиатром. Если верить Сети, ни того ни другого не существовало. И я даже не слишком удивился. Вот уже несколько дней, как я пришел к мысли, что этого медицинского центра легально или официально никогда не было. Годами я посещал кабинет-призрак. Доктор Гийом, если только это его настоящее имя, — самозванец. Оставалось только понять, с какой целью он так долго меня наблюдал… И почему мои «родители» меня к нему послали.
Пусть даже я не был удивлен, но мой гнев, скорее бешенство, от этого не уменьшился. Пометавшись по комнате, охваченный яростью, я взял дубликат ключей от квартиры и выскочил на улицу.
Я подошел к «порше» месье де Телема и не без злорадства обнаружил две штрафные квитанции, засунутые за дворники. Порвав в клочки, я выбросил их в канаву. То-то порадуется мой начальник, когда придется платить штраф с процентами. Пустяк, а приятно.
Я сел в машину и тронулся, все еще удивляясь легкости, с которой вожу. Словно я только этим всю жизнь и занимался…
Я двинулся к площади Данфер-Рошро с твердым намерением добиться объяснений от месье де Телема. Теперь я не сомневался, что он знал куда больше, чем счел нужным мне рассказать, и я был готов набить ему морду, если он не объяснит мне, что за типы меня преследовали и каким образом доктор Гийом оказался заодно с ним. Я хотел найти ответ на вечный вопрос любого доброго старого детектива: кому выгодно это преступление?
Я пересек Париж, сжимая зубы при виде полицейских. Телем мог заявить об угоне машины, и потом, у меня не было ни водительских прав, ни удостоверения личности, которое забрала Аньес.
И все же я без помех добрался до большой площади со статуей льва. Я припарковался на прилегающей улице и пешком направился к зданию, где помещалось бюро Фейерберга. За несколько шагов до входа я понял, что там творится что-то неладное.
Прежде всего я заметил, что со стены убрали табличку с названием фирмы. Затем, как и у входа в гостиницу, двое, похоже, охраняли двери. Взглянув на этаж, где располагалась моя контора, я заметил, что там перетаскивают мебель — судя по всему, освобождают помещение! Каким бы невероятным это ни казалось, но, как и в квартире моих родителей, кто-то непременно хотел уничтожить все следы моей прошлой жизни.
Я чертыхнулся. Сейчас не самый подходящий момент засветиться. Спрятав руки в карманы, я изменил направление и, опустив голову, двинулся в другую сторону. Отойдя подальше, я оглянулся. Те двое по-прежнему сторожили вход, и, видимо, никто не собирался меня преследовать.
Я швырнул ключи от «порше» в канаву. Бессмысленно дальше рисковать из-за этой машины. Затем, пересилив свой страх, я решился добираться до площади Клиши на метро.
С бьющимся сердцем я спустился под землю и по длинному туннелю направился к станции. В переходе почти никого не было. Мне навстречу попались два-три человека. Но за несколько шагов до платформы у меня начался очередной приступ. Боль, потеря равновесия, помутившееся зрение… Все как обычно. А затем в голове раздались знакомые шепотки.
Меня передернуло. Никаких сомнений. Я узнал бы эти голоса из тысячи. Те самые, что я слышал сотни раз, голоса, словно доносившиеся из чрева Парижа. Шепот теней, как я часто его называл. Но впервые я знал наверняка, что они не плод моего воображения, не просто слуховые галлюцинации, а вполне реальные голоса.
Я замер. Огляделся. Вокруг ни двери, ни единого выхода. Я сделал несколько шагов и посмотрел вперед. На перроне никого не было. Я был один. Совершенно один. И все же я слышал эти голоса, эти шепоты! Пусть доносившиеся издалека, но это были мысли! Собравшись с духом, я постарался сосредоточиться, чтобы лучше слышать. Но до меня доносились лишь смутные, неразборчивые обрывки слов. Я зажмурился и выбросил все из головы. Чтобы не слышать ничего, кроме этих голосов. Я хотел раз и навсегда проникнуть в их тайну.
Постепенно шепоты теней становились все более отчетливыми, посторонние шумы стихали. Слова отделялись одно от другого. И вскоре я наконец смог разобрать несколько слогов, а затем даже несколько выражений. Ни одного законченного предложения, но хотя бы несколько слов. Несколько отрывочных слов. Зато каких!
Глава 51
Дневник, запись № 167: иллюзия.
Человеческий глаз не приспособлен истолковывать картинки, которые мы воспринимаем. Он всего лишь совокупность фоточувствительных рецепторов. Орган, предназначенный для этого, — наш мозг. Да. Снова он.
Существует один феномен, который известен уже давно, но тем не менее не перестает меня смущать. Неким исследователям пришла в голову несуразная мысль. Не стоит их винить — в конце концов, это их работа. Нескольким людям надели специальные очки, которые переворачивали изображение вверх тормашками. Первые дни все эти люди видели мир перевернутым, а это, конечно, не слишком удобно… Но примерно через неделю их мозг откорректировал информацию, и они снова стали видеть нормально, словно уже не носили эти очки! Точно так же, когда очки сняли, понадобилась неделя, чтобы мозг опять приспособился, и они стали видеть как прежде.
Для меня это если неочевидное, то, по крайней мере, вполне вероятное доказательство того, что наше видение мира — лишь гигантская иллюзия, созданная нашим воспаленным мозгом. В сущности, между реальностью и нашим о ней представлением, может быть, мало общего. Как ни странно, иногда это меня успокаивает.
Глава 52
Аньес вернулась домой вскоре после шести. Я тут же поднялся и улыбнулся ей. Она повесила куртку в прихожей и остановилась у дверей гостиной.
— Здравствуй, Виго.
— Здравствуй.
Я засунул руки в карманы, испытывая неловкость. По глазам я видел, что ей тоже не по себе. Нелегко забыть вчерашнее фиаско. Мы держались на расстоянии, пряча взгляд. Просто пожать друг другу руки казалось слишком холодным, а поцеловаться — чересчур фамильярным. Если честно, я не знал, на каком мы свете. Наши отношения оставались подвешенными, неразрешенными. Мы и словом не обменялись после того, что произошло — а точнее, не произошло — на этом диване… Весь день я размышлял, как мы встретимся и как теперь будут развиваться наши отношения. На мгновение я понадеялся, что вдруг она поцелует меня с внезапной непринужденностью, и все будет улажено. Но так просто ничего не бывает. И судя по всему, Аньес вовсе не собиралась продолжить с того места, на котором мы остановились накануне.
