Геннадий Прашкевич - Пять костров ромбом
Луч прожектора пробежал по берегу, чуть не задев меня, уперся в стену, ушел вправо.
Держась в тени, я пробрался в какой-то загаженный вонючий переулок (а может, так пахло от меня) прямо в резервацию моргачей, в самый ее центр, такой темный и безмолвный, что, казалось, тут нет ни единой души.
Одну за другой я рвал на себя обшитые цинком двери, ни одна не поддалась. Собрав силы, я перемахнул через забор. И замер.
В тусклом свете фонаря прямо передо мной сидел на плоской ступеньке сгорбленный седой старик и с идиотическим упорством пытался пересчитать пальцы на положенной на колено собственной руке.
— Эй, — негромко окликнул я старика. — Покажи мне брод на тот берег. Тут должен быть брод, я знаю. Я тебе заплачу.
Оставив свое бессмысленное занятие, старик быстро заморгал:
— Ты заплачешь?
— Заплачу, — нетерпеливо пояснил я. — Дам денег.
— Ты не будешь плакать, — успокоился моргач и вновь взялся за пальцы: — Это три… Да, это три…
Я встряхнул его:
— Ну? Как найти брод?
Он что-то вдруг понял и поманил меня за собой.
Дом, в который мы вошли, одинаково служил как людям, так и голубям. Голуби сидели на высоком шесте, горизонтально прибитом к стенам, возились на полу, заляпанном грязными лохмотьями сырого теста, и тут же, под низким, забранным решеткой, окном, лежал на животе распухший полуголый дебил, придавив собой обезумевшего от боли голубя. Оскаленные желтые зубы, пена на губах, вытаращенные сумасшедшие глаза — нельзя было понять: смеется моргач или он впрямь собирается убить птицу.
Старик ласково погладил моргача по плечу.
— Где брод? — нетерпеливо напомнил я.
Какие-то калитки, ступени, переходы, черные, как колодцы, дворы… Мне казалось, мы идем наугад. Где-то за нашими спинами грохнул выстрел. Габер, подумал я, обнаружил мою машину… Сейчас они блокируют и колонию… Что ж… Это еще не все…
Но, кажется, это было все, потому что очередной двор не вел никуда. Его даже стеной не обвели. Он упирался в океан, и грязная вода плескалась почти у крылечка.
Я взглянул на моргача. Он жутко улыбнулся.
Прожекторы со Святой площади вонзали в небо огненные столбы. Далеко, за каналами, завыла сирена.
Я ткнул моргача пистолетом:
— Где брод?
Трясущейся рукой он указал на воду.
— Хочешь меня сплавить? — Подозрительно спросил я. И замер.
Я увидел домишко, которых в Птаке когда-то было много. Деревянный, покосившийся, с фундамента до трубы обросший травой и плесенью, он врос в песок, а рядом торчали черные, как уголь, шпангоуты с сохранившейся частью борта — “Мария”.
Шхуна Флая, сказал я себе, вот где она! В колонии!
Но санитарные машины выли уже на берегу, было некогда взирать на обломки прошлого. Не глядя на старика, я ступил в маслянистую, раздавшуюся под ногой воду. Только бы не было ям! А о броде этом они не знают! Не должны знать! Ведь всех, кто о броде знал, они давно упекли в колонию!
Я брел во тьме, по шею в бурлящей воде. Я хрипел и торопился, старался ступать как можно тверже и все же падал, окунался в несветящуюся мертвую воду.
Когда, измученный, я выполз, наконец, на песок, та мной, позади, в колонии моргачей фиолетовыми звездами сияли мигалки санитарных машин. А выше, где-то над Святой площадью, выступила вдруг из тумана все та же реклама: ШАМПУНЬ шампунь ШАМПУНЬ…
Представив растерянную физиономию Габера, я блаженно растянулся на грязном песке. Дождь, мелко сыпавший из невидимого неба, был кислый, противный, но он не портил мне настроение. Я знал — вертолет Консультации крутится где-то надо мной, в этом же невидимом, сожженном кислотами, небе. И Джек Берримен не может меня не заметить. Ведь он ищет сейчас даже не меня. Он ищет не промышленного шпиона Эла Миллера. Он ищет свой успех. Он ищет успех Консультации. Он ищет наше будущее. Другими словами — восемь процентов!
P.S
В демонстрационном зале Консультации чинно сидели шеф, Берримен и Кронер-младший.
— Эл! — заявил шеф. — Просмотри монтаж. Он почти без титров, но, наверное, ты что-то подскажешь.
И махнул рукой.
Свет погас. На экран брызнули белые, как бабочки, вспышки проектора. И сразу же прямо на нас глянули сумасшедшие выпуклые глаза моргача, придавившего собой голубя. Кадр за кадром…
Как в жутком сне проходили перед нами пропитые физиономии завсегдатаев бара “Креветка”, мертвые волны, плюющиеся ядовитой слизью, мерзкие домишки колонии моргачей. Панорама Итаки, разъедаемой кислотными дождями. Пустыня, покрытая серыми, как зола, дюнами… А потом па город, на пустыню, на дождь наплывом надвинулось лицо энергичного, уверенного в себе человека. Улыбаясь, он бросал срывавшимся с места голубям крошки раздавленной в ладони галеты.
— Президент “СГ”! — с уважением подсказал шеф. По улыбающемуся лицу президента пополз титр: “Гомо фабер…” Он обрывался многоточием. Но сразу же пришел следующий — “…против Гомо сапиенс!”
И мы увидели… Нойс!
Нойс стояла над пузырящейся кромкой грязной воды. На Нойс был алый купальник, ослепительно яркий даже на ее загорелом теле.
Океан был мертв. Океан был страшен.
Нойс была жива. Нойс была прекрасна.
— Кто эта женщина? — не выдержал Джек.
— Моргачка! — Ответил я грубо.
Повинуясь камере, лицо президента “СГ”, лицо Нойс, лицо моргача начали совмещаться, образуя одну жуткую, нечеловеческую маску, крест-накрест пересеченную титрами:
БЛАГОДАРИТЕ СГ!
ЧЕЛОВЕК БУДУЩЕГО!
“И не бросайте окурков в унитаз… — вспомнил я. — Смывая их, вы теряете от пяти до восьми галлонов столь чистой, столь необходимой воды!”
Вспыхнул свет.
— Эл! — шеф доверительно улыбнулся. — Для “СГ”, для военного министерства и для наших заказчиков мы смонтируем другую ленту. У “СГ” нет другого выхода: они вернут заказ нашим друзьям, иначе мы расскажем о моргачах всему миру. Так что, считай — мы выиграли. Я поздравляю тебя, Эл. Эти восемь процентов наши!
Шпион в юрском периоде
С. Абрамову
Часть первая
Угнать машину Парка
1
Приказ по Консультации был наклеен на бакелитовый щит.
“Инженеру Д.К.Берримену предоставить внеочередной отпуск.”
Отпуск…
Исполненный самых мрачных предчувствий, я прошел мимо окаменевшей от одного моего вида машинистки Джоан Стайлз (двадцать пять лет, стаж работы в Консультации — семь дней, нового места работы боится, вдова, отец ее ребенка Ричард Стайлз, автомеханик, погиб в автомобильной катастрофе) и прямо в дверях приемной столкнулся с секретаршей шефа Геленой Джукс (безупречная репутация, трезвый и острый ум, слабость — театр, что, впрочем, никогда не мешало делу).
