Дэниел Полански - По лезвию бритвы
— Зачем вы это делаете? — поинтересовался Воробей, сидя на ближайшей к башне стене лабиринта.
— Обычно он отвечает.
— Кто?
— Говорящий магический монстр, который сидит над дверью, конечно.
Воробью хватило смекалки больше не злить меня. Я уселся рядом, достал из сумки кисет с табаком и принялся за скрутку.
— Проклятая магия. Без нее нам всем жилось бы лучше.
— Неправда, — возразил Воробей с необычным воодушевлением.
— Да? А ну-ка назови хотя бы одну полезную вещь, которую создало Искусство?
— Обереги Синего Журавля.
Я прикурил сигарету, заслонив пламя рукой.
— Назови еще что-нибудь, — предложил я.
— Я слышал, что брат Хэллоуэл исцеляет людей в церкви Прачеты Вседержительницы.
— Брат Хэллоуэл излечил тебя? — спросил я, вдыхая в легкие низкопробную отраву.
— Нет.
— Он излечил кого-нибудь из твоих знакомых?
Воробей покачал головой.
— Тогда он не в счет, так?
— Так, — ответил мальчишка, как всегда быстро ухватив суть. — Не в счет.
— Ну и не забивай себе этим голову. Те двое, что живут в Гнезде, — аномалии, исключение, которое лишь подтверждает правило. Начнешь думать иначе — и попадешь в беду.
Пока я докуривал сигарету, мальчишка размышлял над моим советом.
— Вы давно знакомы с Журавлем?
— Уже двадцать пять лет.
— Тогда почему он вас не пускает в башню?
Действительно, почему? Даже в тех редких случаях, когда маг отказывал мне в свидании, его привратник всегда оживал, чтобы ответить на мою просьбу. Если защита Гнезда вышла из строя, значит, здоровье старика ухудшилось сильнее, чем я предполагал. Я подобрал с земли другой камень, побольше, и запустил им в каменного стражника. Результат был тот же, что и в предыдущий раз, и я снова уселся на стену.
Я прилагал все усилия, чтобы охладить свой гнев. Меня ждала куча дел, которые нужно было успеть уладить. Сидя на белой стене, Воробей болтал ногами, я занимался тем же, и мы оба вглядывались в городскую даль.
— А мне нравится этот лабиринт, — сказал Воробей.
— Это не совсем лабиринт.
— Почему?
— У настоящего лабиринта всегда только один вход и только один верный путь, который кончается в центре. А здесь входов много, и путь заканчивается там, где ты найдешь выход.
Я встал, чтобы поприветствовать Селию. В послеполуденном солнце ее платье казалось воздушным. Она улыбалась.
— Прости, что заставила тебя ждать. Я приняла на себя заботы о Гнезде, но до сих пор не научилась управляться со стражем.
Селия нежно взяла меня за руку.
— А это у нас кто? — спросила она.
Я опустил глаза и взглянул на лицо Воробья, скривленное в глумливой ухмылке. Я приписал ее тому живучему чувству, что движет подростками во время первого знакомства с представительницей прекрасного пола, врожденному инстинкту, который побуждает юнцов вымазывать грязью волосы своих будущих избранниц. Женщины, равные по красоте Селии, редко встречались на улицах Низкого города.
— Воробей, это Селия. Селия, это Воробей. Не обращай внимания на его лицо. Вчера он наступил на ржавую железяку. По-моему, у него онемение челюсти.
— Что ж, тогда хорошо, что он привел тебя к нам. Попросим Учителя посмотреть ее. — Попытка Селии склонить мальчишку на свою сторону не увенчалась успехом. Его гримаса осталась прежней, если не скривилась еще сильнее. Грациозно пожав плечами, Селия вновь перевела взгляд на меня. — По-прежнему подбираешь беспризорников, я гляжу?
— Он скорее мой ученик. Так мы будем продолжать разговор на улице или все-таки ты собиралась пригласить нас в дом?
Селия слегка рассмеялась. Я всегда умел ее рассмешить. Мы поднялись на верхушку башни, и Селия провела нас в гостиную Журавля.
— Учитель сейчас будет, я предупредила его о твоем приходе, прежде чем спустилась встретить вас.
В южном окне дневное солнце медленно клонилось к закату. Воробей стоял рядом, пожирая глазами сокровища Синего Журавля с видом человека, все имущество которого легко уместилось бы в заплечном мешке.
Дверь спальни открылась, и в комнату вошел Журавль. Он был, как всегда, весел, однако никакое присутствие духа не могло уже скрыть скованность его движений.
— Надо полагать, явился с каким-то тайным умыслом, — начал он, не заметив сразу мальчика рядом со мной.
Но затем глаза волшебника заблестели, как раньше, старик будто скинул с десяток лет, и я не пожалел, что выдернул Воробья из «Пьяного графа».
— Гляжу, ты привел с собой гостя. Подойди-ка сюда, дитя. Я стар, и глаза уже не те, что были прежде.
Вопреки неприветливости, с которой Воробей встретил Селию, мальчишка двинулся вперед без дополнительных побуждений, и я вновь лишь подивился легкости, с которой Журавль устанавливал отношения с детьми.
— Ты выглядишь слишком худым для своего возраста, но и твой наставник когда-то был таким же. Грудь — как палка. Как твое имя?
— Воробей.
— Воробей? — Смех Журавля катился по комнате, пока острый кашель не прервал его. — Воробей да Журавль! Мы практически братья. Хотя, конечно, мое прозвище — птица важная и достойная, а твое — птица глупая, известная лишь за свое надоедливое чириканье.
Этого было мало, чтобы вызвать улыбку на лице Воробья, но ждать оставалось недолго.
— Что ж, Воробей. Может, порадуешь нас песенкой?
Мальчик покачал головой.
— Тогда, похоже, придется мне позаботиться о развлечении. — С быстротой юноши старик подскочил к полке над камином и достал оттуда свое старое изобретение: необычного вида музыкальный инструмент, нечто среднее между дудкой и охотничьим рожком, из полированной меди со вставками из слоновой кости. — Так ты уверен, что не желаешь попробовать себя в пении, а, маленький Воробей?
Мальчишка снова гневно потряс головой.
Изобразив досаду, старик приложил инструмент к губам, вдохнул полной грудью и выпустил мощную струю воздуха. Инструмент издал звук, похожий на рев быка, при этом наружу вырвался фонтан красных и оранжевых искр, закруживших ярким калейдоскопом под сводом.
Воробей слегка коснулся водоворота переливчатого света. Ребенком я тоже любил эту забаву. Странно, что я так давно не вспоминал о ней.
— Учитель, — вмешалась Селия, — пока вы столь любезно развлекаете нашего нового знакомого, я хотела бы перекинуться парой слов с нашим старым другом.
Я ожидал, что старик станет возражать, но вместо протеста он быстро улыбнулся мне и снова повернулся к мальчику.
— Каждая нота производит свой цвет, видишь? — Журавль выдул новый аккорд, и сине-зеленое облако, похожее на морскую пену, поднялось вверх.
