Ольга Михайлова - Замок искушений
Сюзанн весьма прозорливо понимая, что происходит, вначале хладнокровно упивалась своей победой, но потом — она просто наскучила ей, стала досаждать, вид трепещущего и изнурённого поклонника стал противен. Она не хотела его даже как забаву, даже на ночь. Разговор с братом, его совет сжалиться над несчастным она восприняла как шутку, — жалости она не знала.
Развращенная и утончённая, Сюзанн, в отличие от брата, не имела тревожащих того рефлексий, её душу не отравляли сомнения. Она прошла школу жизни бессовестной бестии Катрин Фоше и мерзавца Шаванеля, но вступив в жизнь, не имела поводов для недоумений и колебаний. Мир был именно таким, как говорила Фоше. Шаванель, научивший её не только изыскам в любви, но и некоторым секретам мадам Тоффаны и рода Медичи, нашёл в ней талантливую ученицу. Сюзанн внимательно слушала учителя, многое понимала с его слов, многое поняла и без слов. Её ум, изначально — ум поэта, испорченный и извращенный, становился теперь умом отравителя. Она научилась от мсье Жерома не столько знаниям, сколько умению мыслить, причём — совсем не по-женски. В последний год обучения Шаванель стал побаиваться Сюзанн и словно захлебываться в ней. Порой он просто пугался, слыша ее вопросы о приготовлении иных ядов, поняв, что переусердствовал. Он и раньше, как ни терял голову от наслаждения, вторгаясь своим мужским жезлом в ее лоно, всё же и в упоении сохранял осторожность, и никогда не был откровенен до конца. Сюзанн знала многое о приготовлении десятков эликсиров, но способ применения не проговаривался.
Вскоре, как ни пленяла его Сюзанн своим божественным телом, Шаванель предпочёл, чтобы она вернулась к мадемуазель Фоше, и под первым же предлогом избавился от неё. Удовольствия алькова, постельные шалости, инстинкт любви — всё это могучее основание жизни, но самосохранение — важнее.
Катрин Фоше, современная Ла Вуазен, помимо прочего, научила её использовать многочисленные афродизиаки — и ничего от своей питомицы не скрывала. Она была в восторге от Сюзанн, и ей, не отличавшейся прозорливостью и глубокомыслием Шаванеля, не приходило и в голову, что таланты девочки рано или поздно могут обернуться и против неё самой. У Фоше Сюзанн забавлялась, изготавливая забавные смеси из палочек корицы и зеленого кардамона, присовокупив к ним растертый свежий корень имбиря и щепотку шафрана, тщательно прокипячивая всю эту смесь в течение девяти минут на слабом огне, добавляя в неё после растертый корень женьшеня и тщательно растертых… А впрочем, какая разница, чем она забавлялась?
Но накал эмоций и неуравновешенность де Файоля, его стенания и жалобы, признания и мольбы неожиданно перестали досаждать Сюзанн, которой пришла в голову забавная идея. Ей захотелось испытать на ком-либо некоторые эликсиры, приготовление коих ей было известно — но действие довольно загадочно. Рэнэ вполне подходил для этой цели, и мадемуазель Виларсо де Торан, встретив де Файоля на лестнице одной из башен замка, куда бедняга забрёл в поисках своей пассии, неожиданно обнадежила своего преданного поклонника. Его чувство пробудило в её душе ответный жар любви, она, наконец, поверила в его любовь, и сегодня вознаградит его пыл…
Рэнэ побледнел — и упал к её ногам. Весь вечер он маялся и считал часы до полуночи. Неужели она не пошутила, и он, наконец, сможет насытить ставшую уже нестерпимой жажду плоти? Она будет принадлежать ему? Дверь была открыта. Он обомлел, увидев Сюзанн в полупрозрачных кружевах, колдующую над накрытым столиком и расслабился. Руки его тряслись от безумного желания, голова шла кругом и бокал чудесного вина чуть успокоил его. Его уже не хватало на слова любви и на признания, он был одержим и, словно в многодневной жажде, припал к ручью…
…Но он пил соленую воду, пил — и не мог напиться, и чем больше пил — тем больше жаждал. Рэнэ был пассивен — и предпочёл бы изнуряющей страсти — неспешные ласки, но вихрь чего-то яростного и разрушительно бушевал в нём, как пламя. Сюзанн была внимательна к любовнику, не отводила от него глаз, тщательно фиксируя время действия приготовленных снадобий, нежной рукой отводила порой объятия Рэнэ, незаметно прощупывая его пульс. Эффект эликсира Фоше превзошел её ожидания. Но сколько он выдержит?
Сюзанн каждый новый вечер удваивала дозу.
Глава 13. В которой Арман Клермон вновь обретает собеседника, а жалкое похмельное состояние его сиятельства заканчивается для него весьма неожиданно
Обнаружив в библиотеке доказательства того, что предшествующая ночная встреча не померещилась ему, Клермон хотел теперь продолжить разговор с графом. Но мсье Виларсо де Торан пил странно — и знал за собой эту странность. Вначале он просто наслаждался восхитительным вкусом коньяка, упиваясь смолистыми нотками экзотических цветов, потом — любовался светло-золотистым цветом напитка, приобретавшего в ладонях оттенок темного янтаря и старого золота, потом чувствовал слабость и истому, его сильно шатало — до того, что он почти терял координацию, но никогда спиртное не могло заставить забыть себя. Потому-то он и не пытался утопить тоску в вине. In vino — veritas? Скорее, profunditas. Коньяк расслаблял его, опускал в глубины самого себя, но не мог погрузить в забвение.
Забытье никогда не приходило.
Проснувшись на рассвете, он, как сквозь сон, помнил все же достаточно, чтобы горько пожалеть о встрече с Клермоном. Граф действительно был бесстыден — но только в отношении дел телесных. Обнажать душу? Весь день он избегал Армана, отводил глаза при случайных встречах, слишком явно искал уединения. Клермон понимал его, и не пытался нарушить поставленные графом преграды, по-прежнему испытывая к нему жалость и сострадание. Этьенн почувствовал и это — и ещё более отдалился.
При этом произошло ещё одно событие, замеченное Арманом. Мсье Виларсо де Торан около пруда, где его нагнала Лоретт, долго и серьёзно беседовал с ней, после чего мадемуазель д'Эрсенвиль ещё около часу оставалась на скамье возле пруда, остановившимися глазами озирая пространство над колышущимся рогозом и зарослями осоки, но явно не видя ничего. Клермон заметил, как к Лоретт подошла Элоди и взволновался. Ему снова показалось, что Элоди не может не понять его волнение из-за утреннего сна, посмотрел на неё испуганно и робко, но взгляд мадемуазель Элоди был внимателен и печален. Она сдержанно кивнула и чуть улыбнулась ему, Клермон ненадолго успокоился, но потом, отрешившись от ночной иллюзии, почувствовал странную пустоту в душе, словно потерял что-то бесконечно дорогое.
Сестры тихо беседовали, на прогулку вышла мадемуазель Габриэль, тут же показался и Дювернуа, вызвавшийся сопровождать её. Мадемуазель Виларсо де Торан, устроившись на качелях, о чем-то размышляла, уйдя в себя и явно не нуждаясь в собеседниках, Этьенн исчез, и Клермон решил вернуться в библиотеку.
