Michael - Зверь внутри
…На этот раз его ждало жестокое разочарование. Девушка шла одна.
Она вздрогнула, когда Пареев, выйдя из тени сиреневого куста, внезапно очутился перед ней, но быстро пришла в себя и спросила слегка даже капризным тоном:
— Что пугаешь?
То, как быстро девушка очухалась, слегка сбило Виктора с толку. Он тупо уставился на Аню, не в силах сказать ни слова.
— Ты где была? — наконец, выдавил он.
— А кто ты такой, чтоб я тебе отчет давала? — дерзко осведомилась Авдотьина.
Этого от обычно покладистой Ани участковый тоже не ожидал. Но на этот раз он начал злиться.
— Ты… — начал он.
— Да, я, — перебила Аня. — Уже двадцать лет! Что я, твоя собственность, чтоб ты тут меня пас?
Если у Пареева и были подобные мысли, то высказать их он еще не успел. Он просто не находился, что ответить…
— Я волнуюсь… — пробормотал он.
— А чего тебе волноваться? Нечего! На это мама с папой есть, так они ничего — дома сидят, а не шастают в темноте по улицам.
— Но ведь тут страшный зверь! Он может разорвать тебя, как разорвал Максима, дружка твоего бывшего. Ведь его не поймали! — Виктор уже и не думал, что он говорит: слова слетали с его языка, бессвязные и бессмысленные. Ему хотелось отругать девушку, заставить ее чувствовать себя виноватой, но… у него не получалось. Подобным образом он обломал немало девушек, куда строптивее Ани, но теперь он ощущал свое полнейшее бессилие. И заключительные слова Авдотьиной окончательно вбили его в землю.
— Знаешь, — сказала Аня. — Если действительно здесь поселился какой-то зверь, то ты от него не спасешь. Куда тебе?
И, оттолкнув попытавшегося загородить дорогу Виктора, пошла к калитке. Раздался скрип ступенек, по котором поднималась девушка, потом хлопнула входная дверь. Аня исчезла.
Пареев с глупым видом остался стоять в темноте.
XVII
Зверя в той или иной мере способны почувствовать все люди. Пусть это будет неосознанно, на уровне инстинктов, но тем не менее… И есть среди них такие, которые не чувствуют, но знают. Может, они и сами не понимают, что знают, может, даже и не знают, что же именно они знают, но как бы ни таился, как бы ни маскировался зверь, они способны усмотреть его. Другое дело, что порой они не верят сами себе, воспринимая знание за какую-то нелепую блажь, но именно такие люди могут быть крайне опасны.
Старый учитель не шел у Щуплова из головы. Он снова и снова вспоминал обвинения, брошенные в его адрес стариком, как ему показалось сначала, в порыве пьяного озлобления, но потом все больше и больше он понимал, что это было не совсем так. Старик знал, что говорил.
…А Щуплов знал, что должно произойти этой ночью. Конечно, слишком маленькая деревня и слишком мало времени прошло после смерти Пименова, но зверь требовал своего. И противиться его требованию не было сил. И желания.
…Зверь не задумывается о таких понятиях, как центр тяжести и прямохождение, у него есть проблемы и поважнее — добывание пищи и месть врагам. А когда это совмещается — это так замечательно… А этот никчемный старикашка успел ему насолить…
Как безумный, Пареев часа два шатался по улицам Ясина. Мысли в голове неслись с головокружительной быстротой, но одна повторялась снова и снова: как же так? За всю его немалую практику Дон Жуана и сердцееда ни одна женщина, будь то девушка или замужняя дама, так его не отчитывали. И услышать такое от деревенщины, которая в обычной жизни и двух слов связать не может… Определенно, здесь чувствовалось чье-то влияние, и этот «кто-то» должен был заплатить за то, что подложил ему, Вите Парееву, такую свинью. Совсем стемнело. Свет нарождающейся луны освещал деревенские улицы, хотя, ввиду большого количества деревьев и абсолютного отсутствия фонарей, такое освещение отнюдь нельзя было назвать достаточным для стража порядка, каковым являлся Пареев. А ему как никогда хотелось сейчас проявить себя именно в таком качестве. Кого-нибудь арестовать, поймать с поличным, а то и просто поучить кулаками, но никого не попадалось: улицы словно вымерли…
Если до гибели Максима Пименова табельный «Макаров» пролеживал все время в железном ящике в управе, то теперь Виктор всегда носил его с собой. Это казалось ему обременительным — оружие все-таки, но таково было распоряжение вышестоящего начальства: одно дело таскаться с ним по большому городу, где всяк норовит мента обидеть, и другое дело — в этой дыре, где если кто и мог представлять угрозу, так это сбесившаяся собака, которой, к тому же, никто не видел…
И, как ответ на его мысли о бесполезности оружия на территории селя Ясино, ночную темноту прорезал человеческий крик. Крик был преисполнен такого ужаса, что Пареев рефлекторно ухватился за кобуру. Ему вдруг захотелось оказаться далеко-далеко от этой Богом забытой дыры, в обычном городе, полном обычными ворами, насильниками и убийцами, на худой конец просто дома, в домике, принадлежавшем МВД, где он квартировал все время своего пребывания в Ясине…
Крик не умолкал. В нем оставалось все меньше и меньше человеческого, под конец он перешел на визг и резко оборвался. Воцарилась тишина, которая показалась Парееву куда страшнее звучавшего только что крика.
Поборов страх, Виктор кинулся в ту сторону, откуда крик раздавался. Он свернул с центральной улицы в узкий боковой переулок, так сильно заросший кустами черемухи и сирени, что они полностью закрывали фасады домов. Пареев передвигался почти на ощупь, и малейшая яма на дороге или камень, заботливо кем-нибудь притащенный из карьеров, могли стоить ему растяжения ноги в лучшем случае и перелома в худшем, не говоря о всяких синяках и ушибах. Но судьба Пареева хранила.
Внезапно перед ним на узкой тропинке между палисадниками появилось нечто. Виктор скорее почувствовал его, чем увидел, хотя его глаза немного привыкли к темноте переулка. Какая-то черная груда, едва заметная на фоне кустов, двигалась навстречу участковому огромными скачками. Земля глухо вздрагивала под ногами (или лапами, или копытами — об этом Виктор думал меньше всего). Казалось, еще мгновение — и он будет растоптан, вмят в землю и обездвижен. А потом…
Пареев метнулся вбок и врезался головой в куст черемухи, росший возле штакетника. Форменная фуражка слетела с его головы и откатилась куда-то в темноту. Он нашаривал кобуру и никак не мог нашарить — руки дрожали. С большим трудом ему это удалось, и как раз в этот момент черная туша поравнялась с ним. Виктору казалось, что прошли минуты, хотя и не на секунды счет шел — на мгновения… Отработанным движением он снял пистолет с предохранителя и зачем-то закричал:
