Учебник выживания для неприспособленных - Гунциг Томас
— Да, правда.
Она ответила ледяным тоном. Ей не нравился этот тип. Она сама не знала почему, но он вызывал у нее отвращение. И даже немножко страх.
— «Этой весной бренд „Герта“ выпустил на рынок ванильно-шоколадную линию и вносит мазок креативности начинкой из крошечной смеси в сладком и соленом вариантах», — прочел Серый, ухмыляясь. — Чушь собачья. Никому это не может быть интересно. Тебе вбили в башку, что это интересно, но если ты на две секунды включишь мозг, то поймешь, что это не интереснее кучи дерьма! — заключил он.
Марианна стиснула зубы.
— А тебе интересен твой мир? Твоя дерьмовая квартира тебе интересна? Твоя жизнь мелкой шпаны тебе интересна? Твоя мерзкая рожа тебе интересна?
— Никто не смеет говорить со мной так. Никто не смеет говорить со мной так у меня дома. Если я захочу, оторву тебе сейчас голову, трахну твой труп, кончу в рот оторванной голове, разрежу твое тело на кусочки и выкину их на помойку.
— Да… Но ты не хочешь.
— Нет. Мне хочется отодрать тебя живую… Хочется услышать, как ты плачешь, пока я буду тебя драть.
Марианна крепко сжала бедра, это был рефлекс.
— Твоему брату это не понравится.
— У моего брата сорвало резьбу. И это из-за тебя. Твою мать, он пошел за моющими средствами, как последний пидор. Ты превратила моего брата в поломойку. Понять не могу, как тебе это удалось. Так что если я тебя оттрахаю и ты помрешь подо мной, я, наверно, окажу ему услугу, я, наверно, даже спасу ему жизнь.
Больше всего напугало Марианну, что Серый говорил об этом спокойно, как если бы обсуждал свои планы на отпуск. Было ясно, что тот, кто говорит так спокойно, делает, что говорит. Ей ясно представилось, как ее насилует этот вонючий волк. Она знала, что ничего приятного в этом не будет, но спросила себя, заплачет ли она, как того хотел Серый. Наверно, нет. И наверно, это достанет Серого, если она не заплачет, а достать насильника во время изнасилования — своего рода победа… Можно было бы даже устроить коучинг, который…
Она могла бы размышлять обо всем этом еще долго, но тут лапища Серого обрушилась на ее лицо. Марианну отбросило назад, черт побери, это было суперски больно! Она почувствовала, как что-то потекло из носа, и, даже не глядя, поняла, что это кровь. Подумала о новенькой одежде, которая будет безнадежно испорчена, никогда ей не отстирать эти пятна. Глаза ее были полны слез, она знала, что это нормальная реакция, когда разбит нос, но надеялась, что Серый не подумает, будто она плачет. Как бы то ни было, от слез она больше ничего не видела. Она только чувствовала, что Серый опрокинул ее на диван, перевернул на живот и пытается спустить с нее брюки. Это оказалось нелегко, брюки были от «Аньес б.», хорошего качества, с крепкими швами, вот брюки из «Н&М» порвались бы запросто, как бумажный платок. Сидя на ней верхом, Серый занервничал. Волчий кулак, тяжелый, как пресс-папье, обрушился между лопаток. У Марианны перехватило дыхание, на минуту ей подумалось, что за нее заступится Черный, но такие вмешательства явно не входили в число его нравственных императивов.
Кулак обрушился во второй раз, и Марианна сказала себе, что Серый твердо решил заставить ее плакать. Она быстро прикинула возможные варианты, чтобы выбраться из-под него, но все они предполагали, что ей удастся перевернуться, а это было невозможно.
Когда кулак обрушился в третий раз, она почувствовала, что теряет сознание. Что ж, по крайней мере, не заплачет. И ничего не почувствует, когда Серый станет совать ей во все места свой вонючий член. Она отметила про себя, что надо будет купить ополаскиватель для полости рта. Ей вспомнилась презентация ополаскивателя «Листерии Тотальный Уход», в ходе которой менеджер особо подчеркивал его антибактериальные свойства. Марианна подумала, что это бы ей пригодилось, ведь во рту может остаться сперма. Память услужливо подсунула ей так же несколько страниц из буклета «Проктер энд Гэмбл», на которых мировой лидер гигиены расхваливал «Тену», интимный гель, обогащенный экстрактом клюквы и без парабенов, дающий при использовании «чистый момент свежести». Это ей тоже в ближайшие часы, если она останется жива, необходимо будет раздобыть.
И тут в дверь постучали.
Она почувствовала, как Серый на ней замер.
Черный рядом с ней поставил игру на паузу.
Она очень отчетливо ощутила, как по квартире пробежала волна тревоги, словно дрожь по телу.
Серый и Черный медлили.
Черный по-прежнему с джойстиком в руке. Серый по-прежнему верхом на ней.
Но оба не двигались и молчали.
Стук повторился. Три коротких четких удара.
Марианна знала, что происходит в головах у волков: известно, что это они украли деньги торгового центра, и блондинке, которую окучивает Жан-Жан, возможно, удалось убедить полицию вмешаться.
Серый встал. Она отдышалась и, несмотря на ноющую спину, сумела встать на ноги.
Что бы ни случилось, теперь она могла защититься.
Серый открыл дверь, впустив высокого чернокожего мужчину, чья правая щека была перечеркнута шрамом, толстым и розовым, как слизень.
— А, это ты… — сказал Серый. Мужчина кивнул.
Серый провел вновь прибывшего в гостиную, и, против всяких ожиданий, Черный встал и крепко обнял его, как дорогого друга после долгой разлуки.
— Я пришел, потому что у меня есть для вас новости, — сказал гость.
— Давайте лучше подождем брата, — ответил Черный. — Решения принимает он.
— Как же… — буркнул Серый.
Мужчина сел в большое кресло, в котором Марианну только что чуть не изнасиловали. Он покосился на нее.
— Вы плакали, мадемуазель?
— Нет, — покачала головой Марианна. — Просто глаза покраснели, вот и все.
Медленно прокладывая себе путь сквозь липкую скуку, наконец наступил вечер.
Жан-Жан переоделся в раздевалке, слушая Акима, коллегу лет девятнадцати, который высказывал свои суждения об обществе, по его мнению, «морально разложившемся». Жан-Жан согласно кивал, чтобы не вступать в неинтересную ему дискуссию. Он добрался до своей машины, стиснув зубы, готовый к боли, но ничего не произошло.
В машине он почти пожалел, что его не убили, потому что живой он будет обязан сдержать обещание, данное сегодня самому себе: поцеловать Бланш Кастильскую этим же вечером, как только представится случай.
Жан-Жан подъехал к ее дому, ключи она ему дала. Он поднялся в квартиру и нашел отца в той же позиции, в какой оставил его утром: прилипшим к экрану компьютера. Настроение еще упало: как он попытается поцеловать Бланш Кастильскую, когда здесь отец? Черт побери, может ли мужчина надеяться быть минимально привлекательным для девушки в присутствии отца? Это ведь автоматически превратит его в папенькиного сынка? Да какую девушку привлечет папенькин сынок?
Надо было, хотя бы на сегодняшний вечер, удалить отца.
Жан-Жан подошел к нему. На экране компьютера по карте незнакомой территории перемещались красные и синие фигурки — армии. Отец выбирал боевые единицы и ставил перед ними боевые задачи.
— Папа? — сказал Жан-Жан.
Вместо ответа глаза отца лишь скользнули по нему и снова обратились к светящемуся экрану. Жан-Жан повторил:
— Папа… Сегодня вечером мне надо будет поговорить с Бланш о… о личном…
Отец снова поднял глаза, но на этот раз задержал взгляд на сыне.
Он долго молча смотрел на него и наконец спросил:
— Ты уверен в том, что делаешь?
Жан-Жану стало не по себе: он не хотел вступать в такие разговоры с отцом. Он никогда не обсуждал с ним свои чувства и начинать не собирался.
— Сегодня вечером… — Он поколебался… — Ты сегодня вечером не мог бы просто уйти? Я ничего не имею против тебя. Я просто хочу побыть наедине с Бланш.
Отец кивнул.
— Я понимаю, — сказал он и встал.
В хаосе квартирки Бланш он долго искал глазами свою куртку. Наконец нашел ее рядом с надувным матрасом, в эти несколько дней служившим ему кроватью, под кипой рукописных досье на немецком и пустых упаковок из-под чипсов.
